— Глупый детенышшш! — презрительно прошипел Ташшиас ей вслед.
— Детеныш, — согласился Стрелок. — Но не глупый.
* * *
Разумеется, всерьез на Лизу никто не рассчитывал — следить за Бобом и Филиппом было поручено Юнни. Как только они покинут бар, распорядитель тут же просигналит.
Полицейские, на радость заговорщикам, засели за стол плотно: заказали пиво и уйму закусок, рассудив, что завтра тут будут кишеть коллеги и попировать от души уже не удастся.
Сделав заказ, Филипп пошел в туалет и там, уже застегивая штаны, внезапно спохватился, что забыл полицейский знак на корвете, переодеваясь после душа. Или не забыл, а где-то потерял?! За такое запросто можно и увольнение схлопотать, не говоря уж о выговоре с занесением! Приступать к застолью, не выяснив это, Филипп не мог, кусок в горло не полезет, и, не предупредив напарника, из туалета направился прямиком к служебному выходу. Он же полицейский, ему можно!
За служебным выходом Юнни не следил, зная, что тот заперт, — сам на всякий случай два раза проверил. Но, увы, не учел, что бегающая на кухню и обратно официантка не посвящена в их планы, и когда Филипп требовательно ее окликнул и указал на дверь, девушка послушно выпустила его, снова заперла дверь и побежала дальше, не сочтя нужным сообщать распорядителю о такой ерунде.
В итоге прошло не меньше десяти минут, прежде чем Юнни спохватился, что клиент чересчур засиделся в «кабинке для медитации», но поскольку выход из бара все это время был у него перед глазами, тревогу бить не стал. Хотя все же сходил на разведку, убедился, что кабинка заперта, услышал злобное пыхтение изнутри, на всякий случай в третий раз проверил служебный выход и, успокоившись, вернулся в зал, уже не увидев, как из кабинки выбирается насупленный повар, неудачно попробовавший свою стряпню.
Лиза честно караулила возле угла, время от времени по-шпионски за него выглядывая и прячась обратно. За это время по коридору прошло три человека, но все мимо поворота, а когда вдали снова послышались шаги, у Лизы, как назло, зазвонил видеофон — мама хватилась помощницы. Девочка кинулась его выуживать и выключать, жутко злясь на себя, что не сделала этого раньше — тоже мне, рейнджер! — а когда наконец сбросила вызов, намертво все заблокировала и выглянула за угол, то почти нос к носу столкнулась с Филиппом.
Лиза поняла, что все пропало. Незаметно отступить и добежать до дяди Стрелка она уже не сможет, а он ее никогда не обманывал — если сказал, что от этого задания зависит жизнь ее друга, значит, так оно и есть! А она все испортила!
Или еще нет?!
* * *
Филипп уже заворачивал за угол, когда оттуда внезапно выскочила и так энергично врезалась ему в живот маленькая темноволосая девочка, что полицейский охнул и отшатнулся.
— Гляди, куда прешь! — рявкнул он, но девчонка против ожидания не бросилась наутек, а судорожно, как обезьянка, вцепилась в него обеими руками.
— Дядинька-а-а палицейски-и-ий! — проскулила она, поднимая на Филиппа огромные карие глаза, полные отчаяния и слез. — Памагите мне-е-е! Я патиря-а-алась!
Филипп брезгливо поморщился и попытался отлепить от себя потные, мнущие и пачкающие форму ладошки. Пожалуй, где-то в глубине души он любил детей, но своих и мальчиков, а не это досадное недоразумение.
— Я одна баю-у-ус! — продолжала гнусить девчонка, размазывая по лицу и форме уже не только слезы, но и сопли. — Найди-и-ити мою ма-му-у!
Вообще-то девочка была уже достаточно взрослой, чтобы запомнить дорогу или хотя бы не рыдать по такой ерунде, чай, не в открытом космосе потерялась, однако дебильноватое выражение лица многое объясняло.
— А как твоя фамилия?
— Ни-и-и зна-а-аю…
— А имя?
— Ни-и-и помню-у-у…
«Точно, слабоумная!» — убедился Филипп.
Связываться с девчонкой ему совершенно не хотелось, но не пинками же ее гнать, особенно под бдительным взором висящей на стене камеры! Ладно уж, поиск родителей на маленькой изолированной станции не займет много времени, к тому же можно слупить за них штраф за то, что не присматривают как положено за умственно отсталым ребенком… или полштрафа, но без квитанции, а Филипп и маленькой денежке рад.
— Ладно, малявка, давай руку! — Полицейский скорчил условно приветливую гримасу и сцапал девчонку за запястье. — Пошли искать твою мамашу.
В баре наверняка знают, чье это отродье.
Девчонка живо высушила слезы и стала вести себя как коза на веревке — то, подпрыгивая, рвалась вперед или вбок, то резко тормозила и приседала, чтобы рассмотреть какой-то мусор на полу. Филиппу волей-неволей приходилось под нее подстраиваться, чтобы не наставить синяков на нежной тонкой лапке.
До двери бара осталось меньше десятка шагов, когда «коза» внезапно уперлась в пол обеими ногами и ультимативно потребовала:
— Дядя, стой!
— Ну, чего тебе еще? — Филипп остановился и раздраженно развернулся к девочке. — Что-то вспомнила?
— Ага! — радостно кивнула та и в следующий миг метко и очень-очень больно пнула Филиппа в коленную чашечку остроносым сандаликом, как учили на школьных курсах самообороны от педофилов.
Полицейский охнул и на секунду расслабил пальцы, а девчонка выдернула руку и была такова.
Филипп похромал было за ней, вопя: «Стой, стрелять буду!», но маленькая засранка и бегала, и знала станцию гораздо лучше него. Полицейский остановился посреди коридора, с руганью массируя колено. Только попадись мне еще раз, мерзавка, твои родители десятком единиц уже не отделаются! Ну и шуточки у нынешних сопляков пошли! Раньше в дверь звонили и убегали или с балкона всякую дрянь кидали, а щас уже над полицией издеваются, что же из них вырастет?!
Филиппа внезапно кольнуло подозрение, что это была не просто дурацкая детская шалость. Забыв о боли в колене и кляня девчонку уже вслух, полицейский грузно побежал к кораблю.
Однако по пути Филиппу больше никого не встретилось, да и на корвете все оказалось в полном порядке. Полицейский знак мирно лежал на полочке в ванной, заключенный спал, отвернувшись к стенке, а когда в отсеке зажегся свет, с недовольным бурчанием натянул на голову одеяло. Успокоившись, полицейский мстительно пнул загудевшую решетку, чтобы узник наверняка проснулся, затем подошел к криокамере и всмотрелся сквозь стекло.
Улыбка мертвой старухи показалась ему еще более широкой, чем когда ее укладывали в заморозку, и как будто глумливой.
* * *
В семь двадцать утра на станцию прибыла оперативно-следственная бригада, а уже в девять Майкл, беззаботно посвистывая, ввалился в бар и заказал выпивки. Для всех присутствующих, а вот на тот столик — самую большую бутылку кваса!
