— У нас в школах так историю преподают, что никто ее не знает.
— Ладно Петр, ты войну 1812 года понимаешь?
— Ну, Наполеон напал на Россию…
— Что же он не столицу пошел брать, а купеческую Москву? Там ни царя, ни сената, ни казначейства не было. На Питер достаточно было послать эскадру и высадить десант. Ты видел в Питере серьезные оборонительные сооружения?
— Только Кронштадт, а в городе масонских знаков больше, чем где бы то ни было.
— Именно поэтому Питер не Псков и не Смоленск. Почему Александр простил Наполеону грабеж Москвы, надругательство над храмами и взрыв Кремля при отступлении?
— Французы взорвали Кремль?
— Представь себе. Еще вопрос — почему медалей со всевидящим оком и профилем Наполеона на юбилеи той войны штамповали, не скупясь? Почему все наши известные генералы той войны были не русскими, но членами рыцарских орденов Европы. Многие из них захоронены под символами Франции, а не России. Почему сохранились карты и описания той войны нашего Генштаба только позднее 1855 года? Меня удивила статистика: французы из 610 тысяч потеряли 580, русские из 600 тысяч только 210. Это были не новобранцы, армия покорила всю Европу. Кто с кем воевал? Будет возможность, почитай подлинники переписки известных героев войны 1812 года. Вопросов прибавится.
— Я по-французски не читаю.
— На это и рассчитано. Только единицы задают неудобные вопросы историкам. Ты наверняка не знаешь, что в июле 1812 боевые действия начались не только в России, но и в США. Американцы бились с англичанами на границе Аляски и Канады. Закончилась та война вместе с поражением Наполеона. Сложи два и два и поймешь, что это была мировая война.
— Игорь Михалыч, не у всех есть возможность иметь такую библиотеку, и всю ее прочитать.
— Оправдываешься, значит согласился с поражением. Наши предки говорили — бейся там, где стоишь. Тебе внушают байку про Ивана, не помнящего родства, а ты за вранье дай в морду. Впрочем, это выбор каждого… Плесни еще чайку-то.
— Значит, эти паразиты на Руси уже третий век?
— Шестой! От Ивана III, который в 1472 году женился на племяннице последнего Византийского императора Софье Палеолог, взяв в приданое монарший титул и двуглавого орла. В связи с этим Папа Римский очень надеялся на унию, но Иван Васильевич отверг ее. Это послужило началом негласной войны с Русью
— Стесняюсь спросить, что такое уния?
— Объединение Римско-католической и православных церквей.
— Папа не простил?
— В свое время и Александр Невский отказался от унии. Таким образом Русь унаследовала от Константинополя, мягко говоря, неприязнь Папы. Думаешь, крестоносцы самовольно разрушили и разграбили Константинополь в 1204 году по дороге на Иерусалим в четвертый крестовый поход? Христиане-католики залили кровью священный город христиан-православных. Позже эти преследования перекинулись на Русь…
— Вот ты где! — Дина стояла в длинном шелковом кимоно и удивленно смотрела на бывшего художника.
— Да, я чайку заварил — Сава быстро прикрыл рисунок генерала с пиалой.
— Решил мой портрет нарисовать? — она молниеносно подскочила к столику и схватила все бумаги со стола. — Думаешь я не знаю? — она осеклась, натолкнувшись на чужой портрет. — Извини, смотрю тебя нет, а ты тут с карандашом…
— Боишься, что тебя нарисую? — Пика понял ее намек. — Что ж тогда все время подсовываешь мне бумагу и карандаши?
Дина уже взяла себя в руки, и медленно села напротив бывшего зэка.
— Может предложишь даме чашку чаю? — широкий отворот халатика удачно качнулся, соблазнительно обнажая то, что лишает многих мужчин здравого смысла.
Пика достал вторую чашку и демонстративно медленно налил из красивого чайничка давно остывшего чаю.
— Договаривай уже, — он смотрел ей прямо в глаза.
— Сав, да ничего особенно, — она пригубила чашку, и широкий рукав медленно соскользнул по локоть. — Тебе нужно нарисовать портрет сегодняшнего нашего знакомого, — чашка медленно опустилась на блюдечко, — и узнать кто и каким образом перевел активы «Паленке» из Гонконга на Кипр, сменив выгодоприобретателя.
— Так это Тао оформил пару лет назад компанию «Дэзи» для Орлова?
— Он-он. Только сейчас перекрасился, понимая, что его будут искать.
— И судьба господина Тао тебя не волнует?
— Я закажу ему большой букет белых хризантем.
— Хорошо. Предположим, он выйдет на контакт. Как я с ним буду общаться?
— Как и с генералом, — уверенно ответила Дина. — Специалисты говорят, что это возможно.
— Ты уже навела справки?
— Сав, не старайся казаться глупее, чем ты есть. Давай. Это не займет много времени.
— А если я узнаю, а тебе не скажу?
— Зачем тебе это? Хочешь оказаться на улице Гонконга без паспорта и денег? Мы можем через недельку выбирать тебе салон на Арбате. Будешь рассказывать клиентам какие тэту сейчас модны в Гонконге и писать свои картины.
— А ты?
— Я иногда буду звонить тебе из какой-нибудь страны и приглашать посмотреть на новый закат.
— Думаешь отпустят?
— Мы же не одноразового использования. Таких поискать. Пригодимся еще.
Какое-то время Пика сидел молча, очевидно взвешивая все аргументы. Потом медленно потянулся за карандашом и начал в раздумье покручивать его в пальцах. Решившись, стал выбирать лист бумаги. Собеседница с любопытством впитывала каждое его движение, стараясь не упустить ни одной детали. Возможно, она что-то слышала о «черном портрете», но видела впервые.
Чистый лис бумаги на столе быстро заполнялся тонкими штрихами контура будущего рисунка. Постепенно она уловила замысел сюжета. Коренастый человек сидел, склонившись над столом. Дина вспомнила, что именно так господин Тао просматривал их папку. Вскоре стало понятно, что он вчитывается в текст бумаги. Верхняя строчка содержала знакомое ей название. Оно быстро прорисовалось. Даже вверх ногами женщина с красивыми карими глазами прочла:
Crazy Dazy International Limited
Одежда была только обозначена на рисунке. Человек словно выглядывал из непрозрачного облачка, подставив зрителю лысеющую макушку и жесткие, плотно прижатые уши. Дина удивилась, как цепко работала память бывшего зэка, если бы она сейчас не увидела какие-то нюансы, то и не вспомнила бы о них. У коренастого человека на рисунке оказалась широкая ладонь с короткими толстыми пальцами и «под мясо» подстриженными ногтями. Постепенно на левой руке детализировалась морщинистая кожа и прожилки на тыльной стороне ладони. На второй фаланге большого пальца проступил старый шрам. Его выдавал не рубец, а более светлый оттенок кожи.
— Ну, ты даешь! — непроизвольно вырвалось у зрительницы, но художник резким жестом приказал ему не мешать.
