Анатолий Черняев вспоминает, как на политбюро обсуждали записку Андропова, который докладывал о документе «украинских националистов», возражавших против русификации и требовавших самостоятельности.
Брежнев недовольно говорил:
— Я общаюсь по телефону почти каждый день с Петром Ефимовичем, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации… А документ, который сейчас перед нами, ему и ЦК Компартии Украины известен уже шесть лет. И ни разу никто из Киева со мной речь об этом не завел, ни слова не сказал. Не было для Петра Ефимовича тут проблемы!
Во главе Украины Леонид Ильич поставил своего друга Щербицкого. Щербицкий получил две звезды Героя Социалистического Труда и значок лауреата Ленинской премии по закрытому списку, введенному для тех, кто работал на военно-промышленный комплекс. Тут инициативу проявил министр обороны Устинов. У него тоже были дружеские отношения со Щербицким.
По словам бывшего члена политбюро Вадима Медведева, у Щербицкого с генеральным секретарем были «самые тесные, доверительные отношения, при его поддержке Брежнев решал самые щекотливые вопросы».
Разговоры о преемнике Брежнева шли давно. И он сам делал намеки, а то и выражался еще более откровенно. Говорили, что однажды он прочувствованно сказал Щербицкому:
— После меня ты, Володя, станешь генеральным.
Высокий, статный Щербицкий производил приятное впечатление. Репутация у него в стране была приличная.
Когда председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин тяжело заболел, Брежнев предложил Щербицкому возглавить правительство.
Брежнев и Щербицкий вместе ездили в Кишинев. Леонид Ильич был в угнетенном состоянии, думал о том, кто станет председателем Совета министров. Поздно вечером уже в пижаме он зашел к Щербицкому:
— Володя, ты должен заменить Косыгина, больше некому.
Щербицкий отказался. Во всяком случае, так он потом рассказывал своим помощникам. Почему он не захотел возглавить союзное правительство? Вероятно, считал кресло предсовмина опасным, со всех сторон открытым для критики: вину за бедственное состояние экономики партийный аппарат ловко переваливал на правительство.
Так что же обсуждали Брежнев и Щербицкий во время тайной встречи в Киеве в мае 1982 года?
Может быть, Леонид Ильич рассказал о намерении сделать Андропова секретарем ЦК, но успокоил своего киевского друга: преемником Андропов не станет?..
Для Щербицкого это был приятный, но опасный разговор. Если бы он проявил излишнюю заинтересованность в обсуждении вопроса о том, кто станет преемником генерального секретаря, то мог немедленно разонравиться Брежневу.
Словом, Брежнев долго колебался, Андропов вел борьбу за переход в ЦК и в конце концов добился своего. Правда, на это ушло несколько месяцев.
Суслов умер в январе 1982 года, Андропова избрали секретарем ЦК 24 мая.
Страна и мир гадали, что принесет с собой новый секретарь, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что кабинет в ЦК КПСС занял тяжело больной человек, чье время на самом деле уже истекало.
Генерал Вадим Кирпиченко вспоминает, что Андропов угасал на глазах чекистов. Гулять он не любил, превратился в кабинетного человека. В последнее время, еще в КГБ, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему трудно было читать. Он просил их читать ему вслух.
Годы работы в КГБ не пошли ему на пользу. Валентин Фалин пишет, что, «вращаясь в замкнутом, отрицательно заряженном пространстве, Андропов сильно менялся сам». В нем усилились недоверчивость, подозрительность, мнительность и мстительность.
Брежневу намекнули, что Андропов слишком болен и не в состоянии руководить страной. Леонид Ильич позвонил академику Чазову, отвечавшему за медицинское обслуживание партийно-государственной верхушки:
— Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Я видел, как он у меня в гостях не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли.
Чазов дипломатично ответил, что Андропов действительно тяжело болен, но лечение позволяет стабилизировать его состояние и Юрий Владимирович вполне работоспособен.
— Работает он много, — согласился Брежнев, — но вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать. Идут разговоры о том, что Андропов обречен. Ты должен четко доложить о его возможностях и его будущем.
Слова Брежнева были плохим сигналом. Здоровых людей среди членов политбюро было немного, но состояние их здоровья оставалось для всех секретом. Если же о ком-то стали говорить как о больном человеке, то ему следовало думать о переходе на покой.
Вскоре Чазову позвонил и сам Андропов. Он был очень встревожен и просил академика о помощи:
— Я встречался с Брежневым, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он мог бы мне помочь… Видимо, кто-то играет на моей болезни и под видом заботы хочет представить меня тяжелобольным, инвалидом. Я прошу вас успокоить Брежнева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.
Но, возможно, генеральный секретарь уже сделал для себя какие-то выводы.
Бывший секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов рассказывает, что в середине октября 1982 года его вызвал Леонид Ильич.
— Видишь это кресло? — спросил Брежнев, указывая на свое кресло. — Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого.
Эти разговоры вызвали настороженность в политбюро: выходцев с Украины московские аппаратчики опасались. Помнили, как хамовато вел себя Алексей Илларионович Кириченко, которого Хрущев взял из Киева на роль второго секретаря ЦК КПСС, но, увидев, что тот не тянет, быстро с ним расстался. Безмерно амбициозный и фантастически бесцеремонный Николай Викторович Подгорный, еще один бывший первый секретарь ЦК Компартии Украины, тоже оставил по себе плохую память, потому что позволял себе в унизительной форме разговаривать даже с членами политбюро.
Щербицкий был человеком более деликатным, знал эти настроения и старался их учитывать, постоянно спрашивал своих помощников:
— Ну а что там по этому поводу думают «московские бояре»?
Бывший член политбюро Гришин тоже считал, что Щербицкий был самым близким человеком к «Брежневу, который, по слухам, хотел на ближайшем пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого генеральным секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность председателя ЦК партии. Осуществить это Л. И. Брежнев не успел. Недели за две до намечавшегося пленума ЦК он скоропостижно скончался…»
Возможно, это всего лишь версия.
В первый раз Брежнев заговорил о своем уходе на покой значительно раньше. В апреле 1979 года Брежнев вдруг сказал начальнику своей охраны Александру Рябенко:
— Хочу на отдых.
Рябенко думал, что генеральный секретарь собрался в отпуск. А выяснилось, что Брежнев завел речь об отставке. Черненко собрал политбюро. Брежнев сказал, что ему пора на пенсию. Все выступили против, единодушно твердя, что надо генеральному секретарю создать условия для работы, чтобы он больше отдыхал. Брежнев согласился остаться на своем посту.
