А вот косметичка Сюзанны – настоящая сокровищница: темно-синий чемоданчик из змеиной кожи с тяжелой золотой пряжкой и ее инициалами. А внутри всевозможные баночки и палетки с тенями для глаз, кисточки и пробники духов. Сюзанна никогда ничего не выбрасывала. Я обожала все это перебирать и раскладывать аккуратными рядами по цвету. Иногда Сюзанна отдавала мне помаду или пробник теней, что-нибудь не слишком темное.
– Белли, хочешь накрашу тебе глаза? – спросила Сюзанна.
Я тут же села.
– Да!
– Бек, только, пожалуйста, не надо снова рисовать ей эти развратные глаза, – попросила мама, проводя расческой по своим влажным волосам.
Сюзанна скорчила гримасу.
– Они называются «смоки айс», дымчатые, Лор.
– Да, мам, дымчатые, – подхватила я.
Сюзанна поманила меня пальцем.
– Поди сюда, Белли.
Я юркнула в ванную и уселась на столешницу. Я очень любила так сидеть, болтая ногами и слушая их разговоры, будто я с ними на равных.
Сюзанна окунула щеточку во флакончик с черной подводкой.
– Закрой глаза, – приказала она.
Я подчинилась, и Сюзанна провела щеточкой по моим ресницам и умело растушевала подводку подушечкой большого пальца. Затем нанесла тени, и я взволнованно заерзала. Я обожала, когда Сюзанна делала мне макияж, и всегда с нетерпением ждала возможности увидеть результат.
– Вы с мистером Фишером сегодня потанцуете? – спросила я.
– Не знаю, – рассмеялась Сюзанна, – может быть.
– Мам, а вы с папой?
Мама тоже рассмеялась.
– Не знаю. Наверное, нет. Твой отец не любит танцевать.
– Папа такой скучный.
Я попыталась изловчиться и мельком глянуть на свое новое лицо. Но Сюзанна положила руки на мои плечи и повернула меня к себе.
– Он не скучный, – возразила мама. – У него просто другие интересы. Тебе же нравится, когда он показывает созвездия?
– Ну да, – пожала я плечами.
– А еще он очень терпеливый и всегда тебя выслушает, – напомнила мама.
– Да. Но при чем тут это? Я ведь о другом говорю.
– Пожалуй, ни при чем. Но так ведут себя хорошие отцы, а я считаю, что он очень хороший отец.
– Конечно, хороший, – поддакнула Сюзанна, и они с мамой обменялись взглядами поверх моей головы. – Смотри.
Я развернулась и посмотрела в зеркало. Глаза у меня стали ну очень дымчатыми, серыми и загадочными. Словно это мне пора на танцы.
– Видишь, она вовсе не развратно выглядит, – торжествующе заявила Сюзанна.
– А так, будто ей поставили фингал, – парировала мама.
– Вот и нет! Я выгляжу загадочно. Как графиня. – Я соскочила со столешницы. – Спасибо, Сюзанна.
– Всегда пожалуйста, милая.
Мы обменялись воздушными поцелуями, как две элегантные дамы перед обедом. Сюзанна взяла меня за руку и подвела к комоду.
– Белли, у тебя превосходный вкус, – сказала она, подавая мне свою шкатулку с драгоценностями. – Поможешь мне выбрать украшения для сегодняшнего вечера?
Я села с деревянной коробочкой на кровать и стала осторожно перебирать содержимое. Вскоре я нашла, что искала: длинные опаловые серьги и опаловое кольцо из комплекта.
– Надень вот это.
Я протянула ей на ладони украшения. Сюзанна послушно их взяла.
– По-моему, они не очень идут к наряду, – сказала мама, наблюдая, как Сюзанна застегивает сережки.
Оглядываясь назад, мне кажется, что серьги и правда не подходили. Но я так любила этот опаловый комплект. Я восторгалась им. Поэтому сказала:
– Мам, что ты понимаешь в моде?
И сразу же прикусила язык – вдруг она рассердится? – Но что вырвалось, то вырвалось. В конце концов, это правда. Моя мать разбирается в драгоценностях ничуть не больше, чем в косметике.
Но Сюзанна рассмеялась, и мама тоже.
– Спустись вниз, графиня, и передай мужчинам, что через пять минут можно выезжать, – велела она.
Я спрыгнула с кровати и присела в глубоком реверансе.
– Слушаюсь, матушка.
Они рассмеялись.
– Беги, чертенок, – поторопила мама.
Я побежала вниз. Ребенком я никуда не ходила, только бегала.
– Они почти готовы, – прокричала я.
Мистер Фишер показывал папе свою новую удочку. При виде меня папа вздохнул с облегчением.
– Белли, что они с тобой сделали? – поинтересовался он.
– Меня Сюзанна накрасила. Нравится?
Папа поманил меня ближе, серьезно разглядывая.
– Не уверен. Но ты выглядишь очень взрослой.
– Правда?
– Да, очень, очень взрослой.
Забираясь к папе под локоть и устраиваясь рядом, я постаралась не выдать своего удовольствия. Я выгляжу взрослой – лучше комплимента я в жизни не слышала.
Скоро родители уехали: отцы в отутюженных брюках и рубашках, мамы в легких летних платьях. В такой одежде папа не так уж сильно отличался от мистера Фишера. Он обнял меня на прощание и сказал, что можно будет посидеть на веранде и посмотреть на падающие звезды, если я еще не усну к их возвращению. Мама сказала, что, скорее всего, они вернутся слишком поздно, но папа только подмигнул.
Выходя из дома, он прошептал что-то маме на ухо, и она прикрыла рот ладонью и рассмеялась низким хриплым голосом. Интересно, что он ей сказал?
Это одно из моих последних воспоминаний, когда они были счастливы. Как жаль, что тогда я это так мало ценила.
Отношения моих родителей всегда были ровными, они были самыми скучными родителями в мире. Они никогда не ссорились. Родители Тейлор вздорили постоянно. Я, бывало, оставалась у нее на ночевку, и мистер Джуэл поздно возвращался домой, а ее мама выходила из себя, громко топала по кухне в своих тапочках и гремела кастрюлями. И, если мы с Тейлор сидели за обеденным столом, я опускалась все ниже и ниже на стуле, а она трещала и трещала о каких-нибудь глупостях. Например, надевает ли Вероника Джерард одну и ту же пару носков два дня подряд в спортзал или стоит ли нам на первом курсе колледжа вызваться носить воду для запасных игроков футбольной команды.
Когда родители Тейлор развелись, я спросила, не стало ли ей легче, хотя бы немножко. Она ответила, нет. Сказала, хотя они все время собачились, они, по крайней мере, оставались семьей.
– Твои родители даже никогда не ругались, – упрекнула она, не скрывая презрения в голосе.
Я знаю, что она имела в виду. Меня мучил тот же вопрос. Разве могут два когда-то страстно любивших друг друга человека никогда не ссориться? Неужели они друг другу так безразличны, что и драться не из-за чего, драться не только друг с другом, но и за свой брак? Они вообще когда-нибудь друг друга любили? Мама когда-нибудь чувствовала себя рядом с папой так же, как я чувствовала себя рядом с Конрадом – живой, безумной, пьяной от нежности? Эти вопросы неотступно мучали меня.
