Джереми вскочил со стула.
– Ты знаешь Кона? Не слышала, куда он поехал?
Девушка с любопытством нас оглядела. Судя по тому, как она заправила волосы за ухо и сняла с головы очки, Джереми ей понравился.
– Э, да. Привет. Я Софи. А ты кто?
– Его брат. – Джереми подошел и пожал ей руку. И, хотя нервы у него были на пределе, он не упустил случая окинуть ее оценивающим взглядом и одарить своей фирменной улыбкой, а она с удовольствием на все это смотрела.
– Ух ты. Да вы, ребята, вообще не похожи? – Софи оказалась из числа тех, кто частенько заканчивает предложение вопросом. Я поняла, что, познакомься мы поближе, я бы ее возненавидела.
– Да, нам это часто говорят, – ответил Джереми. – Так Кон тебе что-нибудь говорил, Софи?
Ей понравилось, что он назвал ее по имени.
– Кажется, сказал, что поедет на пляж, на серфинг или что-то типа того. Безумный.
Джереми оглянулся на меня. Пляж. Конрад в летнем доме.
Джереми позвонил отцу – я сидела на краю кровати и притворялась, что не слушаю. Джереми объяснил мистеру Фишеру, что все хорошо, с Конрадом ничего не случилось, он в Казенсе. Про меня он не заикнулся.
– Пап, я за ним съезжу, ничего страшного, – говорил он в трубку.
Мистер Фишер что-то ответил, и Джереми сказал:
– Но пап… – Взглянул на меня и произнес одними губами: «Сейчас вернусь».
Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Я откинулась на кровать и уставилась в потолок. Вот, значит, где Конрад спал каждую ночь. Я знаю его всю жизнь, и вместе с тем он по-прежнему остается для меня загадкой. Ребусом.
Я встала и подошла к его столу. Осторожно выдвинула ящик и увидела коробку ручек, какие-то учебники, бумагу. Конрад всегда аккуратно обращался со своими вещами. Я убеждала себя, что вовсе за ним не шпионю. А ищу просто доказательства. Я – Белли Конклин, девушка-сыщик.
Они обнаружились во втором ящике. Бирюзовая коробочка от Тиффани, в глубине, у самой стенки. Открывая упаковку, я осознавала, что поступаю неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Коробочка была маленькая, внутри лежала цепочка с подвеской. Я вытащила цепочку, и украшение повисло у меня на руке. Сначала мне показалось, что это восьмерка и что, может быть, Конрад встречается с какой-нибудь фигуристкой, – я сразу решила, что ненавижу и ее. Но затем я пригляделась и развернула подвеску горизонтально на ладони. Это была не восьмерка.
А символ бесконечности.
∞
Тогда-то я и поняла. Подвеска не для фигуристки. И не для Софи из комнаты в конце коридора. Она для меня. Он купил ее мне. Вот мое доказательство. Доказательство, что ему не все равно.
Конрад силен в математике. То есть он силен во всем, но в математике особенно.
Через несколько недель после того, как мы начали созваниваться, когда звонки стали делом более обыденным, но не менее волнующим, я пожаловалась, как ненавижу тригонометрию и сколько плохих отметок уже успела получить. Я сейчас же пожалела, что заговорила об этом: у Сюзанны рак, а я тут о задачках по математике ною. Мои проблемы так ничтожны и наивны, так незрелы по сравнению с тем, что переживает Конрад.
– Прости, – извинилась я.
– За что?
– Что болтаю про свои дурацкие отметки по тригонометрии, когда… – Я говорил все тише. – Когда у тебя мама больна.
– Не извиняйся. Мне ты можешь сказать все, что хочешь. – Он помолчал. – Кстати, Белли, мама идет на поправку. В этом месяце она набрала два килограмма.
Надежда в его голосе вызвала у меня такой прилив нежности, что я чуть не расплакалась.
– Да, мама вчера говорила о том же. Это очень хорошая новость.
– Ну ладно. Так ваш учитель уже рассказывал, как запомнить таблицу синусов и косинусов на пальцах?
С тех пор Конрад мне помогал, по телефону. Поначалу я не особенно вникала, мне просто нравился его голос, нравилось слушать, как он что-то объясняет. Но он нет-нет да и спросит, что я поняла, и мне было досадно его разочаровывать. Так он стал моим репетитором. Мама усмехалась, услышав очередной вечерний звонок, она, очевидно, полагала, что у нас с Конрадом бурный роман – я ее не разубеждала. Зачем? Мне было приятно, что другие считают нас парой. Признаю. Я не выводила их из заблуждения. Я его поощряла. Знала, что все не так – пока, но внутри у меня теплилась надежда. Что когда-нибудь… А тем временем у меня появился личный репетитор, и я весьма поднаторела в математике. Конрад талантливо объяснял сложные темы, и я никогда еще не любила его так сильно, как во время тех познавательных телефонных вечеров, когда он снова и снова объяснял одну и ту же задачу до тех пор, пока я наконец ее не понимала.
Джереми вернулся в комнату, и я сжала пальцы вокруг подвески, чтобы он не заметил.
– Ну что? – спросила я. – Ваш отец разозлился? Что он сказал?
– Хотел сам поехать в Казенс, но я его убедил, что лучше съездить мне. Конрад сейчас ни за что его не послушает. Если приедет отец, он только еще сильнее взбесится. – Джереми присел на кровать. – Так что мы все же поедем в Казенс этим летом.
Его слова вернули меня с небес на землю. В смысле, меня осенило. Встреча с Конрадом – не фантазия, она неизбежна. Я мгновенно забыла о своем намерении спасти Конрада и выпалила:
– Может, тогда закинешь меня домой по дороге?
Джереми вытаращил глаза.
– Ты серьезно? Мне одному не справиться. Ты не представляешь, как все плохо. С тех пор как мама снова заболела, он только и делает, что рушит свою жизнь. Ему теперь вообще все по барабану. – Джереми замолчал, а потом добавил: – Но я знаю, ему не все равно, чтó о нем думаешь ты.
Я облизнула неожиданно пересохшие губы.
– Не уверена, что это так.
– Зато я уверен. Я знаю брата. Пожалуйста, поедем со мной?
Я вспомнила, что сказала Конраду в последний раз, и меня переполнило и начало душить чувство стыда. Такое нельзя говорить человеку, только что потерявшему мать. Просто нельзя. Как мне теперь смотреть ему в лицо? Никак.
Но Джереми вдруг сказал:
– Успеешь ты на свой лодочный круиз, не беспокойся.
Эта фраза настолько не походила на Джереми, что я мгновенно забыла про самобичевание.
– Думаешь, мне есть дело до какой-то идиотской лодки и Дня независимости? – свирепо посмотрела на него я.
– Ну, ты любишь салюты, – покосился он на меня.
– Заткнись, – бросила я, и он усмехнулся. – Ладно. Ты победил. Я поеду.
– Вот и ладненько. – Джереми встал. – Пойду отолью перед поездкой. Кстати, Белли?
– Да?
– Я знал, что ты сдашься. Без вариантов, – сказал он.
