– Но я не сыта, – мрачно буркнула я, постепенно согреваясь и обретая лучшее расположение духа. – Я его почитай и не видела!
– Ну так возьмите завтра карету Петра Федоровича и отправляйтесь путешествовать, – благодушно разрешил супруг. – Туалеты, слава те Господи, готовы с избытком, о них более хлопотать нужды нет. А за мной Карл Осипович пришлет экипаж.
Я сразу почувствовала себя лучше…
Эта ночь, когда Ариша отпаивала меня привезенной из России сушеной малиной, чтобы я не простудилась после «небесной ванны» в Тюильри, вновь вернула меня к горячечным мыслям о графе. Не могу передать, как же мне хотелось увидеть его! Но каким же образом? Не появиться же на улице Бурбонов, возле дома маршала Нея, который снимали Блессингтоны, не напрашиваться же в гости, не представляться же леди Блессингтон, любовнице графа! Что же делать? Ездить по улицам в надежде встретиться с ним невзначай? Кажется, ничего больше не остается, только надо спросить у Петра Федоровича, какие нынче самые модные места во французской столице, ведь денди небось только в модных местах и появляются.
Оказалось, что в будние дни это сад Тюильри (опять, вообразите, Тюильри!), вернее, его широкая аллея (в воскресенье приличные люди там не гуляют, аллею заполняют толпы буржуа), площадь Согласия, Елисейские Поля, Булонский лес и, конечно, Бульвары.
Я поблагодарила, но тут же чуть не откусила себе язык, потому что князь, почитая меня за провинциалку (ну совершенно как если бы я приехала в Санкт-Петербург из какого-нибудь там, ну, не знаю, Нижнего Новгорода, что ли!), непременно решил сам устроить мне экскурсию по Парижу. И ведь не откажешься! Поэтому весь последующий день я находилась в обществе князя и разглядывала Париж.
Правда, сначала мы отчего-то посещали довольно-таки страшные места.
Скажем, первым делом поехали на улицу Ферронери, где исстари продавались скобяные изделия, и князь с видом заправского гида сообщил, что здесь, возле лавчонки с пророческим наименованием «Пронзенное сердце», был некогда убит король Анри IV. Говорят, его убийца Равальяк тут же и купил свой нож.
Потом покатили в церковь Святого Евстафия, что возле рынка с обжорным названием «Чрево Парижа». Князь Петр Федорович сообщил, что еще до последних дней тут вешали преступников, и трупы долго висели в виду зеленных и мясных рядов. Потом торговки все же умолили городские власти, и виселицу убрали. А церковь, по словам Тюфякина, прославилась прежде всего тем, что в ней отпевали адвоката Мирабо, одного из известных лицемеров конца минувшего века, который поддерживал то власть короля, то революционеров. Когда его отпевали, внутри церкви, о Господи, это вообразить немыслимо, ударил траурный салют из двух тысяч ружей враз. Стены выдержали, но осыпалась штукатурка и разбились стекла витражей.
Мы побывали, само собой, и на площади Бастилии. Я, конечно, знала, что там некогда стояла знаменитая тюрьма, от которой камня на камне не оставили проклятые санкюлоты, однако невольно вздрогнула, увидав посреди площади… слона! Да-да, обелиск с Гением Свободы, почему-то похожим на Меркурия, на который теперь пялится досужая публика, проходя через знаменитую площадь, воздвигли, дай Бог памяти, лишь при Луи-Филиппе… Или при Наполеоне III?.. Нет, все же при сыне этого отвратительного предателя Эгалите, по счастью, поплатившегося за свое ренегатство!
[28]
А в ту пору, когда я первый раз оказалась в Париже, на месте Бастилии стоял именно гигантский гипсовый слон! Еще во времена Первой Империи здесь, оказывается, решили воздвигнуть фонтан в виде слона. Модель-то гипсовую отлили, но с погибелью Наполеона Бонапарта дело заглохло, и слона впоследствии заменили колонной. Я в этих местах более никогда не бывала: незачем было шляться там, где еще не выветрился запах крови, а пуще всего напугал меня этот серо-белый слон-призрак на месте призрачной Бастилии…
Мы побывали на площади Людовика XV, в ужасные годы названной площадью Революции, а при Наполеоне Бонапарте – площадью Согласия. Ее еще не венчал Луксорский обелиск, и прекрасных фонтанов по углам площади еще не было построено – они появились куда позднее, а в подножиях статуй понаделали апартаментов, которые потом сдавались городскими властями за немалые деньги… Когда я об этом узнала, я тотчас вспомнила рассказы князя Тюфякина о том, что в стародавние времена по обочинам всех мостов в Париже настроены были сплошной стеной лавки, над которыми лавочники понаделали себе жилищ, словно птицы небесные свили гнезда, но уже при Наполеоне Бонапарте от этого и следа не осталось!
На площади Согласия по-прежнему стояла статуя Свободы, от вида которой мне сделалось дурно. Я уже наслышана была, что рядом с ней в революционные года находилась гильотина, воздвигнутая на месте конного памятника Людовику XIV, и именно здесь в корзины палача упали головы многочисленных страдальцев, а в их числе короля Людовика ХVI и королевы Марии-Антуанетты, мадам Дю Барри, Шарлотты Корде, Робеспьера, Дантона и Сен-Жюста – жертв революции и ее вдохновителей. Статуя, как говорят, была вся забрызгана кровью…
– Дай Бог здоровья нашему монарху, который вовремя уничтожил революционную заразу в России, – сказал князь Петр Федорович с непривычной, незнакомой мне серьезностью. – Отец мой хорошо помнил пугачевский бунт, а я помню его рассказы. Не дай Бог детям и внукам нашим дожить до чего-то подобного, особенно если оно будет крепко сдобрено иноземной русофобией и на ней заварено!
Тут князь заметил, сколь я бледна, и поспешил велеть кучеру ехать по Елисейским Полям к площади Этуаль.
Зрелище Елисейских Полей несколько улучшило мое самочувствие. Конечно, роскошных особняков здесь было еще немного, но по широкому проспекту, в два ряда обсаженному деревьями, разъезжали прекрасные кареты, сопровождаемые щеголеватыми всадниками. Однако прекрасного всадника с чарующими глазами, одетого с вызывающей смелостью, я так и не увидела. Некоторые фланировали туда-сюда, от Этуаль до Тюильри, но большинство все же направлялись в Булонский лес, доезжали даже до Лонгшамп.
Помня слова князя, дескать Булонский лес – это модное место, я изъявила немедленное желание там побывать в надежде, что мы увидим графа, однако ни его, ни берез
[29] я не нашла, как ни искала, и разочарованно, вполуха слушала рассказы Петра Федоровича о том, что здесь когда-то водилось много дичи и даже волков, и якобы действие знаменитой сказки «Le Petit Chaperon Rouge»
[30] происходило именно в этих чащах – конечно, до того, как «король-солнце» велел прорубить здесь прямые аллеи и Булонский лес сделался любимым местом дуэлянтов.
