Хонор кивнула и заметила, что правой рукой теребит Ключ Харрингтон. Она поморщилась и заставила себя отпустить цепочку.
– А как насчет опросов общественного мнения, сэр? Нам с Грегом показалось, что история с Маршаном на них повлияла. Большая часть тех, кто сомневается в моей пригодности как землевладельца, отмечают, что это вызвано моим статусом «богопротивной».
– Несомненно, – согласился Бенджамин. – Но ваших людей это не беспокоит, а что о вас думают в других поместьях, честно говоря, не важно. Мы с преподобным Хэнксом ожидали, что поначалу публика проявит отрицательную реакцию, но у нас есть время исправить положение. А то, что вы никогда не скрывали своих религиозных убеждений, нам только поможет. Если вдуматься, то грейсонцы именно такую прямоту и ценят. – Он покачал головой. – При данных обстоятельствах я считаю решение преподобного Хэнкса правильным. Теперь реакционеры знают, что есть граница, перехода которой Ризница не потерпит.
– Хотелось бы мне, чтоб в таких мерах не было необходимости, – с беспокойством сказала Хонор. – Мне не нравится быть центром всего этого безумия. – Она покачала головой, недовольная выбором слов. – Я хотела сказать, сэр, мне жаль, что я дала им фокус сосредоточения.
– Хонор, – тихо сказал Бенджамин, – а я сожалею, что поставил вас в такое положение, когда идиоты, желающие удержать мою планету во тьме, нападают на вас только за то, что вы лучше их.
– Я не имела в виду… – начала Хонор, покраснев, но он мягко прервал ее.
– Я прекрасно знаю, что вы имели в виду. И вы правы – вы действительно стали мишенью реакционеров. Хонор, когда я вынудил вас принять сан землевладельца, то сказал, что вы нам нужны как пример и вызов, и я был прав. Но я не предупредил вас – и сам об этом не подумал, – что в качестве примера того, к чему могут и должны стремиться женщины, вы станете мишенью любого идиота, который считает, что женщины на такое не способны. Об этом я сожалею. И в то же время должен признаться, что привлек бы вас, даже если бы учитывал такую возможность. Теперь я знаю, что ваше чувство долга не позволило бы вам отказаться, и я чувствую себя виноватым, но все равно поступил бы так же. Вы и правда нам нужны, Хонор, и как Протектор Грейсона я обязан был вас заполучить.
Хонор покраснела еще сильнее, и он покачал головой.
– Но суть дела в том, что если бы не было вас, то реакционеры нашли бы себе другую мишень. Люди, готовые встать на пути прогресса, всегда найдут, чем подкрепить свои предрассудки. Эта конкретная кучка идиотов выбрала вас, потому что они считают вас самым опасным человеком на Грейсоне. И, если смотреть с их точки зрения, так оно и есть.
– То есть? – удивилась Хонор.
– Вы для них опасны, – повторил Бенджамин. – Для наших людей вы героиня, даже для тех, кто сомневается в социальных реформах, а это дает вам аудиторию даже за пределами собственного поместья. Может, сейчас число сомневающихся и растет, но большинство все равно видит в вас, офицере, женщину, которая спасла наш мир от исконных врагов. А это разрушает убеждение нашего общества в том, что женщины слабее и их надо только защищать. Вы прекрасно справились с работой землевладельца, а это разрушает убеждение консерваторов в том, что ни одна женщина не справилась бы на их месте. И вы «еретичка», которая не только уважает и защищает Церковь, но и так хорошо изучила веру, что может обмениваться цитатами с типом вроде Маршана и обставить его. Если сложить все это вместе, то неудивительно, что каждый консерватор на планете видит лично в вас, в Хонор Харрингтон, воплощение вызова его позиции и его мелким предрассудкам. И вы влезли во все это по моей воле.
Хонор молча сидела, глядя прямо ему в глаза, потом посмотрела на Кэтрин, и та с усмешкой кивнула.
– Сэр… Бенджамин, я не хочу быть такой мишенью, – ответила она наконец. Он начал отвечать, но она подняла руку. – Не потому, что не хочу, чтобы меня ненавидели. Я просто не хочу стать опорой, с которой они атакуют ваши реформы.
– Если бы вас здесь не было, они нашли бы другую мишень, – снова повторил Бенджамин. – Сейчас вы ключ ко всему, и очень хороший ключ. Несмотря на падение рейтинга в опросах, вам придется совершить какой-нибудь чудовищный прокол, чтобы стать негативным фактором, а вы таких проколов не делаете. – Он усмехнулся. – Честно говоря, мне намного легче оттого, что они сосредоточились на вас. Если уж вы так добры и не вините меня за то, что я вас в это втянул, то уж, ради Господа Испытующего, не вините и себя за то, что оказались здесь.
– Но… – открыла рот Хонор, потом, хмыкнув, закрыла. – Ладно, буду молчать и вести себя хорошо. Но вы следите за ситуацией?
– А вы следите за донесениями о вражеских силах, адмирал Харрингтон? – спросил Бенджамин. Они обменялись многозначительными кивками.
– Вот и я тоже. Иногда эти поганцы застают меня врасплох, но не потому, что я не обращаю на них внимания. Так годится?
– Годится, сэр, – сказала Хонор.
– Отлично! Потому что… – протектор улыбнулся, прислушиваясь к шуму из детской, – священный террор приближается, и если мы их поймаем, то как раз пора обедать.
Глава 15
Гражданке вице-адмиралу Эстер МакКвин не сообщили истинной цели операции «Магнит», но она прекрасно знала, в каком сложном положении находился флот до сражения у звезды Тревора. Это означало, что операция очень важная, особенно если учесть мощность ее оперативной группы. Конечно, кисло поправила она себя, не отрываясь от экрана, на самом деле Тридцатая оперативная группа не принадлежит ей полностью. Она была благодарна Комитету общественного спасения за то, что с ее пути убрали офицеров из семей Законодателей, но ей вовсе не улыбалось держать на флагманском мостике одного из сторожевых псов Комитета – для надзора за ее действиями.
Она загнала эту мысль подальше в закоулки сознания, повернулась и преданно взглянула на гражданина комиссара Фонтейна, стараясь не выказать неприязнь. Когда-нибудь, обещала она себе, когда-нибудь…
Фонтейн улыбнулся ей, удерживая на лице привычную маску человека, глубоко озадаченного всеми этими флотскими проблемами. Ее довольная физиономия его злила. Он не больше других любил, когда его считали дураком, особенно если эту низкую оценку даже не потрудились скрыть. С другой стороны, он очень много труда положил на то, чтобы доказать МакКвин, что он всего лишь заурядный безграмотный пролетарий, далеко превысивший свой уровень компетентности. Фонтейн вовсе не собирался доводить до ее сведения, насколько хорошо он разбирается в действиях ее группы и уж намного лучше ее самой понимает смысл задания.
Государственная безопасность долго и тщательно отбирала комиссара для МакКвин и наконец остановилась на Эразмусе Фонтейне, хотя секретарь Сен-Жюст и не хотел его отпускать. Сморщенный коротышка Фонтейн напоминал безобидного провинциального дядюшку, но внешность была обманчива. Граждане комиссары (конечно, кисло подумал Фонтейн, теперь всех надо звать гражданами, прол – это ведь неуважительная кличка) большей частью произошли из тех, кто больше всего ненавидел Законодателей и всей душой радовался убийству президента Гарриса. Иногда их ненависть была вполне рационально порождена неравенством, существовавшим при старом режиме, но люди оставались людьми. Большая часть официальных шпионов Комитета ненавидела старый режим просто потому, что при нем они носили клеймо неудачников. Многие рады были помахать кнутом, как только он оказался у них в руках, хотя офицеры, за которыми они присматривали, были приспешниками старого режима ничуть не больше, чем они сами. Офицер есть офицер, но если они не могли отомстить тем, кто якобы их обидел, то сойдут любые жертвы.
