На выстрел подоспели служащие ресторана и публика. Раненый был поднят с земли и сам, чуть поддерживаемый прислугой, поднялся в занимаемый им номер 91 гостиницы. Тарновская его сопровождала, давая понять, на чьей стороне она в этом конфликте. На ночь она осталась в «Гранд Отеле», в соседнем с Боржевским номере.
К Боржевскому тут же вызвали «Скорую помощь» и хирурга, ему сделали перевязку. Пуля засела очень глубоко, и поэтому извлечение ее было отложено до более удобного времени: рана, по заключению врачей, для жизни опасности не представляла.
А Василий Тарновский, убежденный в том, что совершил страшное преступление, сел в ближайшие извозчичьи санки и приказал ехать в полицию. Кучеру Панченко сказал: «Позови городового, я человека убил!» Пытался застрелиться, вел себя, как сумасшедший.
Явившись к киевскому полицмейстеру в 2 часа ночи, он вручил ему револьвер (в котором оставалось еще 5 пуль) и рассказал о происшествии, виновником которого являлся. Полицмейстер счел известного всему Киеву господина безумным. Тарновский попросил полицмейстера, чтобы тот ему позволил отправиться к своему доброму знакомому Петру Николаевичу Семенцову. Желание преступника было без колебаний удовлетворено.
К Семенцову Тарновский приехал в таком же возбужденном состоянии, и, несмотря на все старания, его не могли успокоить до утра.
Ночная драма у гостиницы «Гранд Отель» немедленно стала достоянием киевской молвы, вызывая оживленные толки об участниках ее, людях хорошо известных в городе.
Самоубийство Шталя
Пока муж находился под домашним арестом на квартире приятеля, Мария Николаевна горя не знала. Детей она, в сопровождении Владимира Шталя, отвезла к О’Руркам в полтавское имение Отрада.
Уезжая на Полтавщину, Мура хохотала и говорила слугам: «Прощайте, мои люди. Может, мне удастся как-нибудь барина в Сибирь послать». Перспектива услать мужа на каторгу ее радовала необычайно: ей оставались и дочь, и сын; она получала полную свободу и оставшиеся у Василия Васильевича немалые деньги.
У Тарновской появился новый любовник, еще один киевский бретер, барон Владимир Александрович Шталь. Ради нее барон бросил жену, официально развелся. Шталь пригласил Марию Николаевну провести месяц в Крыму, она согласилась.
Меж тем, 1 января 1904 года Стефана Боржевского успешно прооперировали в Варшаве, и он отправился долечиваться в Ялту. Туда же выехала Тарновская в сопровождении верного Шталя, который, к слову, в нее смертельно влюбился. Встреча с Боржевским в их планы, вообще говоря, не входила.
Но он – в Ялте, и серьезно болен. 10 января у Боржевского поднялся жар, его преследовали страшные головные боли. Диагноз неутешительный – воспаление мозговых оболочек. 15-го его оперировали, но облегчение не наступило; через 4 дня он умер.
Смерть любовника не помешала Тарновской прекрасно проводить время с бароном Владимиром Шталем. Характерно ее восклицание в часовне, где находился труп Боржевского. Она обратилась к одной из своих служанок: «Скорее его похоронили бы, а то он ужасно воняет!»
Тело Боржевского предали земле, а влюбленные прекрасно провели время на русской Ривьере. У Шталя были деньги, полученные после развода, и они не стесняли себя экономией. Впрочем, служанкам Мария Николаевна говорила, что Шталь импотент, он просто забавляет ее; будущее свое она с бароном не связывает. Вскоре они, и вправду, расстались.
В ночь на 27 января 1904 года 10 японских эсминцев внезапно атаковали русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура. 28 января Япония объявила войну России. Барон, офицер запаса, в составе конной артиллерии, убыл на фронт. Вскоре барона ранили, и он возвратился в Киев.
Шталь влюблен в Тарновскую. Она цинично объяснила ему: взаимность стоит до́рого. Барон готов купить ее любовь.
Шталь застраховал свою жизнь в пользу Тарновской и через два дня, 4 января 1905 года, в Киеве, в половине первого ночи застрелился на улице у анатомического театра. Владимир Александрович пустил себе пулю в рот. Перед смертью он был в мундире, при шашке с аннинским темляком. За полчаса до смерти его видели в ресторане «Версаль» на углу Фундуклеевской и Нестеровской улиц. При бароне нашлось предсмертное письмо: «Сознательно лишаю себя жизни; это мое право. В погребении не нуждаюсь, и свой труп прошу предоставить анатомическому театру. Прапорщик конной артиллерии Владимир Шталь. Письма к родным у меня в кабинете в третьем томе “Истории” Шлоссера».
Как сообщили киевские газеты, покойному было 32 года.
После его смерти Тарновская предъявила страховку и письмо Шталя: «Своим честным словом и всем, что осталось во мне незапятнанного и сильного, обязуюсь я, Владимир Шталь, перед Марией Николаевной Тарновской, сделать все, что она мне прикажет во время моего пребывания в Киеве. Заявляю, кроме того, что с моей стороны это не будет жертвой, и что я ничего не требую взамен.
Вырезка из киевской газеты
Я всегда буду действовать во имя той чистой любви, которая овладела всей моей жизнью».
После чудовищной гибели барона Шталя Тарновская получает 50 тысяч рублей по страховому полису, оставленному бароном. Она понимает: в Киеве ей больше не жить. Тарновская довела мужа до преступления, одного любовника до смерти, а другого до самоубийства. Но ей плевать: отныне Мария Николаевна станет профессиональной охотницей на мужчин. Скоро суд над мужем, его отправят в Сибирь, это облегчит ей развод.
Необычайное сочетание быстро возникающей страсти и мстительной жестокости называется в психиатрии синдромом Клеопатры. Египетская царица Клеопатра, как известно, предлагала своим придворным провести с ней ночь с тем условием, что наутро любовник будет казнен. Синдром Клеопатры – это ненасытная жажда подтверждать свою высокую значимость для мужчин и нежелание попасть к ним хотя бы в малейшую зависимость, быть «покоренной». Двойственное, подчиненное положение женщин в обществе вызывало и вызывает у многих из них чувство затаенного недоброжелательства к лицам противоположного пола.
Суд в Гомеле
Дело по требованию министра юстиции, в силу возможности сторонних влияний, из Киева перенесли в Могилевский городской суд. Судебная сессия началась в Гомеле.
Город был заполнен судебными репортерами всех ведущих российских и мировых газет. Одновременно с делом Василия Тарновского шел процесс о знаменитом Гомельском погроме осени 1903 года, когда впервые на защиту единоверцев выступили вооруженные отряды еврейской самообороны. Процесс начался в октябре 1904 года и закончился только в январе 1905-го.
22 января 1905 года начался суд над Василием Тарновским. Защищали его Сергей Андреевский и киевский присяжный поверенный В. Э. Неметти. Даже если бы не Гомельский погром и не привлекательная для прессы история убийства мужем любовника в присутствии жены-изменницы, участие в процессе самого Сергея Андреевского уже производило фурор.
