Решетняк Михаил
Я попал в 63-ю дивизию 30-го корпуса
[36]. Люди в городе крепились, но голод сильный был. Все ждали победы. Нам давали по 150 граммов хлеба в день. Очень тяжелый год был, потом, перед прорывом блокады, конечно, нам прибавили паек.
Сначала пытались наступать под Пулково, но ничего не получилось. Потом начали готовиться к прорыву блокады через Неву. Стояли в районе Пороховых и каждую ночь выезжали на тренировки, жерди настилали в болотах.
Мы в январе 1943-го переправлялись на другой берег Невы по понтонам. Сплошной гул, артподготовка, лед, пробитый снарядами, красная от крови вода. Встретились мы с войсками Волховского фронта — радость неописуемая.
Прорыв блокады Ленинграда был важнейшим успехом Красной армии, вторым по значению после Сталинграда. Однако операция «Искра» предполагала две фазы: собственно прорыв блокады и наступление на Мгу.
Первая фаза увенчалась успехом. Но уничтожить немецкие войска под Шлиссельбургом не удалось. Окруженные полки 61-й пехотной дивизии вермахта сумели прорваться от Ладоги к Синявинским высотам. В немецкой военной истории этот прорыв рассматривается как невероятный подвиг солдат из Восточной Пруссии.
29 января 1943 года началась вторая фаза операции. Армии Волховского и Ленинградского фронтов развернулись и пошли на юг, в наступление на Синявинские высоты. Высоты несколько раз переходили из рук в руки, но, в конце концов, ценой огромных потерь удалось отвоевать лишь несколько квадратных километров. Основная часть Синявинских высот осталась за немцами. Не увенчалась успехом очередная попытка окружить «бутылочное горло» встречными ударами Ленинградского и Волховского фронтов направлением на Любань. С февраля по апрель 1943 года 55-я армия пыталась взять поселок Красный Бор. Но немцам и испанской Голубой дивизии удалось остановить наступление. Волховский фронт также продвинулся вперед несущественно.
22 июля 1943 года началось советское наступление, цель которого была та же, что и весной — захват Синявинских высот и станции Мга. Но и это наступление принесло лишь незначительные тактические успехи. Решающее сражение за Ленинград произойдет только в начале следующего 1944 года.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Ипатов Валентин
Когда закончилась операция по прорыву блокады, мы вернулись в свою 222-ю танковую бригаду
[37]. Началось наступление на Красный Бор. Однажды меня послали с радиостанцией на насыпь железной дороги Ленинград — Москва. Там окопы были, и в окопе я поставил радиостанцию и связь держал. Приходит командир и отзывает меня. Только отозвал, и снаряд разорвался. Он мне как-то после войны говорит: «Я тебя спас». Я говорю: «Спас нас обоих».
Через несколько дней меня послали в Большую Ижору узнать, почему не работает станция. А в это время к нам ехала машина-полуторка с обедом. Сел я на эту полуторку, едем. На пригорке нас немец заметил, начал артиллерией своей бить. Водитель то прибавит скорость, то замедлит, а поскольку дорога из бревен, машина подскакивает, людей и термосы с едой подбрасывает. Один термос открылся, и каша рисовая меня с головы до ног окатила. Я языком губы протер, глаза вытер. А когда пришел на кухню, повар мне говорит: «Я тебя уже накормил». И каждый раз, сколько мы с ним ни встречались, шутил: «Тебе не надо обеда, я тебя уже накормил».
За Красный Бор достаточно крупные бои шли. Я был на радиостанции, поддерживал сеть связи с танками. Радиостанции имелись на всех танках, а передатчик находился только у командиров взводов. Однажды в ходе боя проявился танк, который некоторое время не отзывался. Когда долго работаешь, уже по голосу всех узнаешь, и позывных не надо, а тут называют позывной: «чугун». Голоса не узнаю. Ну, бывает так, радиста убило, а командир вышел в эфир. Я его спрашиваю пароль. А потом оказалось, что этот танк провалился в волчью яму. У немцев были заготовлены ямы, заложенные ветвями и запорошенные снегом. Экипаж наш ушел, а немцы залезли в танк, достали радиостанцию, посмотрели на маленький клочок бумажки, где был написан позывной, и вышли в эфир.
Во время этой операции я впервые увидел пленного из Голубой дивизии
[38]. Уже после боя он сидел на одном из поворотов и беседовал с корреспондентом. Одеты испанцы были даже лучше немцев: теплый свитер, маскхалат. Подвижность у них гораздо больше, они мобильные автоматчики. Пленный испанец очень симпатично выглядел и нисколько не стеснялся. «РОТ фронт… Вы нам помогали… Детей выручали, они обучались здесь у вас…» Вот тогда я задумался: как же так, люди знали, что им помогали, и вот приходится сталкиваться с ними в бою.
Красный Бор мы взяли, а задача была выйти к Пушкину, но даже при помощи кронштадтской артиллерии главного калибра мы продвинуться не смогли.
После Красного Бора мы некоторое время располагались около Волковского кладбища, готовились к операции по форсированию Дудергофки. Линия фронта проходила рядом, поэтому все танки были зарыты: окоп под танком, труба выведена, буржуйка стоит, чтобы масло подогревать. На холодном масле танк не заведется, поэтому по очереди дежурили, сохраняли боевую готовность машин.
Потом командование решило, что Дудергофку будем брать другим способом. Немцы пунктуальные, обедают постоянно в одно и то же время, в передовых окопах остаются только наблюдатели. Наши сосредоточили два батальона штрафников и обыкновенный батальон, и, когда они начали есть, поднялись, форсировали Дудергофку и заняли другой берег. Форсировать с боем нам не пришлось.
Канашин Иван
Мы участвовали в прорыве блокады и дошли до Синявинских высот. После прорыва, в январе 1943 года, меня направили на шестимесячные курсы младших лейтенантов в Сертолово. Но мы проучились всего 4 месяца, нам присвоили звание и отправили снова на фронт. Я опять попал на Синявинские высоты. Там было тяжело воевать — везде болота. Мы делали землянки, и вода доходила до колен. На нары ляжешь, а вода под бок подходит, и ты весь мокрый. Встаешь — в воду. Немцам лучше было. Мы в болотах сидели, а они на высотах. Им все было видно. Там столько гибло людей наших! Но это не сравнимо с нашими потерями на Невском пятачке. Я там тоже повоевал. Правда, всего 2 дня, а потом меня в голову ранило.
