Во рту было мерзко, страшно хотелось курить и пить одновременно. Я уверен, он с удовольствием дал бы мне сигарету и налил воды. Ладони казались грязными и липкими, а может, они и были такими – от пота, от страха, от его слов.
Нет, хреновый ты все-таки психолог, дядя Слава, совсем никуда не годный! Мне было страшно, да, ему удалось меня напугать. В нем была спокойная уверенность и хладнокровная жестокость, от которых холодела спина, но чем дольше я слушал его, тем крепче становилось мое упрямство, тем омерзительней казалась его убежденность в том, что я тоже сдамся.
– Что вам от меня нужно? – нарочито тихо и спокойно произнес я (не уверен, что мне вполне это удалось).
Он прищурился, точно пробуя мои слова на вкус – не горчит, нет? Вроде бы нет.
– Ты напишешь ей письмо…
– Письмо? Вы будете диктовать?
– Зачем? Ты сам напишешь. Найдешь правильные слова, точные обороты. От души напишешь, так оно лучше всего выходит – когда от души.
– Занятно от вас про душу слышать.
– Ничто человеческое… – Он весело засмеялся. От души.
– В чем суть письма?
Он, прекратив смех, развел руками:
– Ну не знаю, сам реши. Предположим, передумал, устал, влюбился в другую. Вон, в соседку с кобелем! Или понял, что рано связывать себя по рукам и ногам. Испугался ответственности. Родители пригрозили лишить наследства… Да мало ли убедительных причин? Будь ты мужиком, как ребенок, честное слово…
– Так. Письмо. Вы сами ей вручите?
– Голубев, не надо валять дурака. Почта.
– А дальше?
– Что – дальше? Дальше ты собираешься и сегодня же отчаливаешь из Москвы…
– Куда?
– Да мало ли прекрасных мест! В Карелию! В страну голубых озер. Или на Кавказ, в горы, на Памире ведь небось ни разу так и не был? Или озеро Иссык-Куль, говорят, красота неземная. Можно на Рижское взморье махнуть – ночь в поезде, утром уже там. Сосны, песок, море – Дзинтари, Дубулты, блондинки с бледной кожей и тевтонским акцентом. Или Таллин! Считай, Европа, гостиница «Виру», гриль-бар, варьете ночное – девчонки голые пляшут, как в Мулен-Руж почти.
– И надолго?
– До сентября. Думаю, к сентябрю все устаканится.
Я задумался, сделал вид, что оцениваю калейдоскоп внезапных туристических возможностей. Кухонная дверь была распахнута настежь, наверняка Лариса слышала каждое слово.
– А если нет? – Я отодвинулся от стола и закинул ногу на ногу.
– Нет? – Дядя Слава снова посмотрел на свои ногти, потом на меня. – Надеюсь, вопрос чисто гипотетический и ты, как человек практичный, просто желаешь выслушать все варианты. Из чистого любопытства. Я правильно тебя понял?
– Допустим.
– И именно в гипотетическом ключе мы рассматриваем альтернативный вариант. Вариант номер два.
– Чисто в гипотетическом.
Дядя Слава разлил остатки коньяка по стаканам.
– Повторяю еще раз, слушай меня очень внимательно. – Он сделал маленький глоток, поставил стакан перед собой точно на то же место. – Я не альтруист. И не гуманист. Я не хочу использовать кардинальные меры лишь по одной причине – Лариса. Она догадается. И это здорово усложнит наши и без того непростые отношения.
Он снял кепку, положил на стол, ладонью пригладил неважные волосы. Без кепки он выглядел старым и мятым. Дряблые веки, брезгливый рот в усталых складках.
– И как же этот альтернативный вариант вы собираетесь… – я запнулся, ища слово, – осуществить?
– Это как раз просто.
Он ответил и снова провел рукой по волосам, бережно погладил макушку. Должно быть, здорово переживал из-за лысины.
– Передозировка. Обычное дело. – Он кивнул на свою спортивную сумку, что стояла у плиты. – Все с собой.
– Я даже дурь не курю! – Мне стало смешно.
– И не надо! – Он охотно согласился. – Какая дурь? Золотая доза, брат! Хмурь!
– Какая хмурь?
– Героин, дружище, героин! Который ты приобрел на Курской банке у бегунка по кличке Вялый, у него же и агрегат купил. А Вялый тебя в морге опознает. Ведь дело мы под свой контроль возьмем, сам понимаешь. И заключение патологоанатома будет как из учебника криминалистики: систематическое употребление наркотических средств внутривенно в течение последнего месяца.
– А как с консьержкой быть? – Я дернулся, забыв про браслет. – Она ж наверняка запомнила фальшивого слесаря. В кепке «Адидас». Или ее тоже бритвой по горлу?
Дядя Слава снисходительно покачал головой:
– Ну неужели ты думаешь, что я поперся через подъезд? А черный ход для кого сделан?
– Хорошо, но героин ваш – это ж полный бред! Кто в это поверит?!
Дядя Слава встал, подошел к окну. Долго там, в темноте, что-то разглядывал. Если бы не плешь, со спины его можно было бы принять за восьмиклассника. Потом он повернулся. Злой и бледный.
– Поверит? – мрачно переспросил он. – Кто поверит?
Он уставился на меня, вперился своими оловянными, как у волка, глазами.
– Те, кто верил, что Блюхера завербовала английская разведка, а Зиновьев копал подземный ход в Японию? Что Каменев замышлял отравить Сталина, подсыпав мышьяк в трубочный табак? Кто сегодня верит в нашу мирную помощь братскому народу дружественного Афганистана? Ты про них?
Он сжал кулаки.
– Ты ж понимаешь, что не партия и не Политбюро правят страной. Не эта шобла старых кретинов во главе с маразматиком Брежневым принимает решения. Не они, а мы! Мы стоим у руля! Мы!
Последнее слово он выкрикнул, но тут же взял себя в руки и продолжил тише:
– Вроде взрослый мужик, а рассуждаешь что ребенок. Не ожидал такого инфантилизма, не ожидал… Это ж тебе не книжка братьев Вайнеров и не телепостановка «Следствие ведут знатоки». И не приедет на место преступления усталый следователь с честным лицом Олега Басилашвили, и не будет бригада кропотливых криминалистов снимать отпечатки пальцев со стаканов, бутылок и дверных ручек. Но лично для тебя я, в порядке исключения, протру все ручки, вымою стаканы и неслышно выскользну через черный ход в тихую московскую ночь. А тебя найдут дня через три… По запаху.
Он втянул воздух и поднял указательный палец вверх.
– Думаю, соседский кабыздох учует – как его кличут? – спросил как бы между прочим.
– Кинг.
– Вот, Кинг и учует. Вызовут участкового, слесаря из ЖЭКа. Слесарь вскроет дверь. Участковый позвонит нам, он уже предупрежден, что гражданин Голубев находится под наблюдением как подозреваемый по делу о нелегальном обороте наркотических средств. Приедут наши люди, пригласят понятых из соседей… К вечеру весь дом будет судачить о трагической истории мальчика из хорошей семьи…
