– Да уж, теперь я буду умнее.
– Не будешь. Такие как ты до конца жизни остаются блаженными идиотками.
– Я хочу кофе!
– Ты заложница, а не клиентка в кафе!
Лидия медленно встала. Если Полина не собирается в тюрьму раньше времени, значит, не будет стрелять. Если ни Фрадкин, ни Женька, ни ОМОН, ни милиция, ни даже Господь Бог не собираются спасать её, она попробует выбраться отсюда сама.
– Сидеть! – взвизгнула Полина.
– Я хочу в туалет.
– Терпи!
– Я очень сильно хочу!
– Сильно терпи!
Лидия сделала шаг в сторону ванной. Пуля просвистела мимо виска и впилась в стену напротив.
Лидия села в кресло и зарыдала. Нервы сдали, и это никуда не годилось. Нельзя демонстрировать свои слабости этой фифе и психопатке.
– Терпи, – холодно сказала Полина, уставившись в журнал непроницаемым взглядом.
…Время шло, но ничего не происходило. Слёзы высохли, есть расхотелось, зато сморил сон. Лидия задремала, несмотря на нацеленный на неё пистолет и небрежно дрожащий на курке палец.
Очнулась она от крика:
– Дорогая, открой! Прошу тебя, не делай глупостей!
– Гоша! – подскочила Полина с кровати. – Гоша, ты?!
– Я, – обречённо ответил за дверью голос Георгия Георгиевича. – Я, дорогая! Открой!
Полина захохотала, повернула в замке ключ, и, распахнув дверь, навела пистолет на Гошина.
– Не шути так, да, я виноват, ну прости меня, нервы сдали, всё сдало, голова тоже, – затараторил Гошин, осторожно забрав пистолет у жены. – Прости!
– Обещаешь, что это больше не повторится?
– Не могу, – почесал пистолетом затылок Гошин. – Человек слаб, дорогая, и когда ему плохо, бежит туда, где ему лучше.
– И где тебе лучше?! – заорала Полина. – В ординаторской? С Козиной?!
– С тобой. Пока что с тобой. Выходите! – обратился к Лидии Гошин, заглянув в комнату. – Вы свободны, вам ничего не грозит.
Лидия встала, но поняла, что не может сделать ни шага. То ли свобода пришла чересчур неожиданно, то ли не с той стороны, с которой она ожидала, – только в глазах потемнело, ноги подкосились, и Лидия почувствовала, что теряет сознание.
– Чёрт, – как сквозь вату услышала она голос Полины. – Я очень к ней привязалась! Так приятно держать на мушке чужую жизнь! Такая милая девочка… Писать хотела, кофе просила, она жива? Если умерла, я не виновата!
– Фрадкин! – визгливо заорал Гошин. – Немедленно позовите Фрадкина! Почему у него люди падают?!
…Она очнулась от резкого запаха нашатыря и острого желания жить.
За окном было темно.
В кресле, разумеется, сидел Сэм Константинович, но не дремал, как обычно, а обеспокоено считал себе пульс.
– У вас закончился выходной? – слабым голосом спросила Лидия.
– Сто пять, – покачал головой Фрадкин и отпустил запястье. – Дикая тахикардия! Если так дело пойдёт, у меня случится один большой выходной на кладбище.
Лидия улыбнулась. Она первый раз видела доктора, озабоченного своим здоровьем.
– Вы будете жить долго, Фрадкин. У вас слишком большое чувство юмора для выходного на кладбище!
– Спасибо. – Фрадкин откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил.
– Что со мной?
– Низкий гемоглобин. Вам нужно есть печень с кровью и пить гранатовый сок.
– Тоже с кровью? – прошептала Лидия, сделав попытку встать. Голова закружилось, сознание помутилось. – Господи, до чего хочется спать…
– Ничего удивительного. Я по ошибке вколол вам двойную дозу снотворного, – сказал Фрадкин, и, зажав сигарету в зубах, снова начал считать себе пульс.
– Хорошо, что не слабительного, – порадовалась Лидия, но, увидев, что доктор побледнел, бросилась к нему. – Сэм Константинович, вам плохо?!
– Очень. Кажется, предынфарктное состояние.
– Что делать?!
– Не знаю. – Он выпустил через нос две тонкие струйки дыма и закатил глаза.
Лидия заметалась по комнате, нашла пузырёк с нашатырём, вырвала пробку и сунула доктору под нос.
– Уберите, – оттолкнул он её руку. – Это не сердечное средство.
– А что сердечное средство? – закричала Лидия. – Сигарета?!!
– Сигарета очень даже сердечное средство, – похлопал её по руке Фрадкин и затянулся так, что столбик пепла вырос в два раза.
Лидия вырвала у него изо рта сигарету и жадно докурила её в два затяга.
– Господи, как хочется спать! Глаза не могу разодрать! Веки слипаются, а тут ещё вы со своим инфарктом!
– Ой! – Доктор опять сосчитал пульс. – Двести десять… С таким не живут. Это пульс подыхающего кролика. Самое обидное, что в эти минуты, в бассейне, ваша подружка проводит какой-то следственный эксперимент.
– Какой эксперимент? – подпрыгнула Лидия. – Что значит – следственный?!
– Она утверждает, что знает, кто убил Горазона, и хочет наглядно продемонстрировать картину преступления. Просила всех присутствовать!
Лидия вскочила, хотела бежать в бассейн, но ноги подкосились, и она упала на кровать.
– Ой!
– Ох! – схватился за сердце Фрадкин. – А давайте… это… кофейку, что ли, дерябнем? А туда – соль, сахар, коньяк, перец, корицу и горсть камушков-гастролитов
[2]
.
– Это не смертельно?
– Увидим.
Ни кофе, ни соли-сахара, ни коньяка, ни перца, ни корицы, ни тем более камушков-гастролитов под рукой не было.
– Пойдёмте уж какие есть, – предложила Лидия и помогла Фрадкину встать.
– Да, уж какие есть… – Опираясь на стены и друг на друга, они потащились в бассейн.
– Курить, что ли, бросить? – мечтательно спросил Фрадкин.
– Ага, и спортом заняться.
– А что, представляете, свежий воздух, раннее утро и вы в новом спортивном костюме бежите навстречу своему… этому…
– Сами бегите к своему этому. В гробу я видала и свежий воздух и новый красивый костюм!
– И я видал!
– Ой!
– Ох…
– Когда перестанет действовать ваше снотворное?
– Понятия не имею. Я вообще не уверен, что это было снотворное…
Славка чувствовал себя гением. Карлом Марксом, Стивеном Спилбергом, Джеймсом Бондом и Фёдором Бондарчуком.
Оставалось дождаться зрителей.
