– Командир велел всем спать, – сказал Ящер. – Ты что не ложишься?
– Не могу я сейчас спать, – наконец не выдержал Кощей и тихо засмеялся. – Прет меня, распирает! Что это со мной, товарищ сержант?
– А-а… Это адреналин. Скоро вообще без него не сможешь. Я, например, перед выходом есть не могу, а потом ем все подряд, что попало. Слушай, Кощей, ты ведь только прибыл, у тебя, случайно, заначки никакой нет?
– Есть, маленькая фляжка с коньяком.
– О, молоток, не зря Командир говорит, что ты способный! Давай-ка ее сюда, отметим твой первый выход.
Кощей достал фляжку и протянул ее Ящеру. Тот открутил крышку и сделал большой глоток.
– Чтоб быстрее уснуть, – объяснил он, передавая фляжку Кощею, – а то неохота слушать, как он пленных пытать будет. Всех в зиндан скидал, как скорпионов в банку.
– Хорошо все-таки, что пленный этот все сделал как надо. И вел себя тихо, и дом показал. А то не знаю, как бы я…
– Да, это точно… Кощей, как думаешь, ты бы не запарился, выполнил бы приказ Командира? Ну, чтобы без звука?
Кощей насупился:
– Не знаю…. Все-таки, наверное, да.
Ящер медленно кивнул.
– Товарищ сержант, а почему Командир вас спросил, не затупился ли ваш нож с прошлого раза? Я случайно услышал… Он же вроде бы вон как вам доверяет.
Ящер помолчал, глядя в огонь, и ответил:
– Шутки у него такие. В прошлый раз я пленного тащил, а тот вывел нас на засаду и попытался закричать. Не успел…
Такие и не такие
рассказ
Сашке – пять лет, а его брату Вовке – четыре. Они погодки. Их перевели в другой садик: Сашку – в старшую группу, а Вовку – в среднюю. Кругом незнакомые дети. Видятся братья только на прогулке. Среднюю группу уводят с прогулки раньше, они стоят возле дверей садика, Вовка тихонько плачет, а Сашка, закусив губу, гладит его по голове. Когда еще они увидятся? До вечера целая жизнь.
Сашке семь лет, а Вовке – шесть. Им предстоит боксерский поединок. Отец надевает им на руки толстые меховые рукавицы – шубники, показывает правильную стойку и объясняет правила. Не поворачиваться к противнику спиной, не бить в затылок и по ушам, не бить ниже пояса. Пинаться тоже нельзя. Как это – ударить человека по лицу, да еще родного брата, которого, несмотря на мелкие ссоры, все равно очень любишь? А вдруг получишь сдачи? Как это? Они не представляют.
«Бокс!» Размахивание руками с одной только мыслью – не получить, а нанести удар. Улыбки сходят с их лиц, уступая место напряженной серьезности. Глаза прищурены, губы сжаты, дыхание резкое, шипящее, через нос. Все, как научил отец. От размашистого встречного удара Сашкина голова дернулась, нос моментально наполнился болью, слезы и кровь брызнули одновременно. «Стоп!» Сырым холодным полотенцем отец уменьшает Сашкино горе. Сашка, конечно, ревет, но злится почему-то не на брата, а на себя. А испуганный Вовка гладит его по голове толстой меховой рукавицей, которой только что разбил ему нос и первые детские иллюзии.
Сашке девять лет, а Вовке восемь. На зеленой траве возле бабушкиного дома они готовятся к схватке по правилам борьбы дзюдо. Сашку отец заставляет («потом книжки почитаешь»), а Вовку сдерживает («так бы книжки читал»). Они надевают старые фуфайки, подпоясываются кушаками от халатов и кланяются друг другу, как борцы в телевизоре. Отец еще раз повторяет правила: не царапаться, не кусаться, не давить на глаза, в стойке не душить.
«Схватка!» Братья пыхтят, пытаясь провести подножку или бросок, но это не так-то просто. Сашка немного повыше, и в стойке ему бороться легче. Вовка рвется в атаку. Наконец, сцепившись, они валятся на траву и, тяжело дыша, пытаются сделать друг другу «болячку» или «удушку».
– Ничья! – говорит отец. – Но за активность победу можно присудить Вовке.
– Давай еще поборемся, – предлагает Вовка.
– Ай, неохота! – отказывается Сашка, стараясь скрыть досаду.
Сашке двенадцать, он в пятом классе, Вовка – в четвертом. В Сашкин класс приехали учиться пацаны из другого поселка. Их пятеро, они держатся вместе и очень дерзкие. Ни с кем из сверстников братьям по-серьезному драться не приходилось, ведь знакомы со времен садика, а тут приезжие цепляют их плечами, наступают на ноги и дерзко улыбаются. Наши в растерянности. Все разобщены, каждый сам за себя, а у всех приезжих еще и клички. Боб, Кашель, Боек, Прокоп, Ибрагим. Страшновато и обидно. Через несколько дней Сашка не выдержал и огрызнулся. Ему предложили выйти поговорить. Он вышел. Один. А тут все пятеро. Ему страшно, но спиной поворачиваться нельзя. Сашку ошеломили впервые прочувствованные оскорбления: «щенок», «салабон», «чего кулачки-то сжал?» Тут его первый раз в жизни по-настоящему ударили. Под дых. Это был неожиданный и сокрушительный нокдаун. Он не мог дышать, не мог поднять руки и защищаться, даже слова не мог сказать. «Иди домой, дрищ, и больше не рыпайся».
Сашка тихо и зло плакал дома. Пришел отец, быстро все понял и сказал только:
– Иди и дай сдачи. Как хочешь.
И он решился.
Выйдя на улицу, Саня умыл лицо под колонкой и отправился на «бомбу» – так они с друзьями называли старое заброшенное бомбоубежище. Там после уроков собирались друзья, товарищи и просто знакомые мальчишки, а сейчас там уже были его брат Вовка с другом Андрюхой и соседские братья Лелик и Кабан. Из старших здесь присутствовал Серега из седьмого «А» класса. Саня полушепотом поделился обидой с братом, а тот уже громко объявил притихшим пацанам:
– Интернатские вообще оборзели. Чё, молчать будем? Как они хотят?
– А чё делать?
– Пошли к интернату, пусть один на один выходят.
– Да их, знаешь сколько вывалит? Нам пятерым не отмахаться.
– Ладно, я Лягуху знаю, он там у них старший. Вроде нормальный пацан, – авторитетно заявил Серега. – Ну, идете?
По мере приближения к интернату Саню все сильнее начинал мучить страх. В животе перекатывался жгучий холодный шар, голову обдавало жаркими волнами, отчего кожа под волосами жестоко чесалась. Саня втихаря оглядывался на хмурые лица пацанов. Всем было не до шуток, только Серега казался спокойным. Вовка шел, выпятив челюсть и засунув руки в карманы школьных брюк. Андрюха, Лелик и Кабан сосредоточенно размахивали при ходьбе руками.
Их как будто ждали. На крыльце интерната курил длинный чернявый губошлеп Лягуха, а вокруг толпились противники. От ужаса Саня чуть не остановился и только истерическим усилием воли заставил себя идти дальше.
– Слышь, Олег, – обратился к Лягухе Серега, – давай по-честному. Пусть дерутся один на один.
– А чё, я не против. Чё этот дрищ Бобу сделает?
Не надо обращать внимания, думал Саня, хотя в ушах звенело и ноги противно подгибались от слабости.
Они с Бобом отошли в сторонку, к дощатому сараю, а остальные обступили их и создали круг. Боб хоть и был меньше ростом, зато наголо острижен и самоуверенно улыбался, шлепая маленьким грязным кулаком о ладонь.
