Снайпер сидел в углу на корточках, тихонько раскачивался вперед-назад и сжимал ладонями голову в осыпанной пылью шапке. Второй подошел и присел рядом. После пережитого шока ему, несмотря на шум в голове, хотелось сделать Снайперу что-нибудь хорошее, например, поделиться спиртом или просто сказать: «Братан, молодец… бля!» Но, увидев его лицо, Второй спросил только:
– Цел?
Снайпер кивнул.
– Чё запаренный такой? Живы же…
– Там, справа от завода, за дорогой – бээмпэшка сгоревшая. Сокол на борту. Я в прицел видел… Фугасом ее раскололо.
Прилив счастья схлынул.
– Аскер?
Снайпер снова кивнул и опустил голову.
– С чего ты взял, что это они? – не поверил Второй.
– Бортовой номер виден. Я тогда запомнил…
* * *
Утренний перелет закончился. Стрельба смолкла. Егеря молча ехали вдоль поля, мимо пасущейся стаи.
– Что же они глупые-то такие? – не выдержал первый.
– Глупые? – переспросил второй.
– Да гуси! Не боятся ничего. Скоро ЭТИ их прямо из машин начнут лупить!
– Что предлагаешь?
– Не знаю…
– Тогда притормози.
Первый остановил машину. Второй достал с заднего сиденья двустволку, зарядил и распахнул дверцу.
– Пусть боятся! – хмуро сказал он, прицелился и выстрелил.
Сноп дроби распластал дозорного по траве. Стая с короткого разбега подскочила и взлетела, за ней поднялись другие, и, когда отголоски выстрела затихли, небо над полями потемнело. Второй вышел из машины, перепрыгнул придорожную канаву и подошел к птице. Гусь был тяжело ранен, но еще жив. Он лежал, раскинув вздрагивающие крылья, и даже не мог оторвать от земли голову. Егерь наклонился, приподнял его за шею и резко дернул. Гусь взмахнул несколько раз крыльями, пытаясь в агонии взлететь, и затих. Егерь вернулся к машине и бросил его на пол, за сиденья.
– Щипать будешь? – спросил его Первый.
– Поехали, – ответил Второй.
Возле милицейской машины притормозили, он снова вышел, вытащил гуся и понес навстречу удивленному капитану.
– Вот спасибо! – заулыбался тот. – А я-то просто так сказал насчет гуська, на всякий случай. Ну, как там руководство?
– Отлично! Вот, это вам с напарником за хорошую службу!
– Ой, я даже и не знаю, что с ним делать. – Капитан тремя пальцами осторожно взял птицу за крыло.
– Ничего, ощиплете, разделите. Ладно, счастливо.
Проехав несколько метров, Первый добавил скорости. Гуси отлетали подальше, не подпуская машину.
– Ну, что делать будем? – спросил Первый.
– Не знаю, ты что думаешь?
– Думаю… Думаю искать другую работу.
Страшные русские
рассказ
Лето
Я родился и вырос в северном поселке. Мои сверстники были русыми, рыжими или сивыми. Мы не знали, кто такие «черные», не отличали евреев от неевреев или цыган от молдаван. Да и вообще об этом не задумывались. Не помню, чтобы в детстве мы над кем-то потешались или тем более издевались за то, что он нерусский. Может, потому, что все говорили только на русском языке, не знаю. В школе нас учили, что в нашей огромной и самой свободной стране проживает множество национальностей и все они дружат между собой. Набравшись смелости, мы как-то спросили самую красивую девочку в школе, отчего у нее такая непонятная фамилия – Рахматуллаева, и она гордо ответила, что фамилия татарская и означает она благодарение Богу. Понятно? Теперь-то чего уж непонятного, Бог не пожалел для нее красоты.
Когда мой сосед Коля ушел служить в армию, учительница сказала, что он выполняет интернациональный долг перед дружественным народом Афганистана, истекающим кровью в борьбе против империалистических хищников. Значит, правда была на стороне нашей армии, и на Колиной стороне тоже. Он потом вернулся в красивой форме с аксельбантом, с импортным магнитофоном под мышкой и немного прихрамывал. Сказал, что был в армии сапером, и всё, больше ничего не рассказывал. Наверное, выполнил долг, а может, хранил военную тайну. Ребята из нашего поселка умели хранить военную тайну, впрочем, как и все наши люди, наверное, еще со времен Мальчиша-Кибальчиша.
Как-то летом в наш поселок приехал стройотряд из города Грозного. Вот так название для города, удивлялся я. Мне казалось, что над ним всегда должны нависать грозовые тучи. Или, может быть, раньше он был грозным для врагов? Но темноволосые и загорелые строители белозубо улыбались. С нами они говорили с непривычным акцентом, а между собой – на непонятном гортанном языке, много смеялись и шутили, много работали. Мы с мальчишками смотрели, как они разгружают и укладывают кирпичи, размешивают цемент с песком и водой в гудящей бетономешалке, таскают тяжелые носилки с этим раствором. Строители все, как один, были крепкие и жилистые, работали почему-то не в оранжевых касках и синей робе, а в майках и расстегнутых рубахах с закатанными рукавами, завязанных на животах в узлы. Вместо касок некоторые носили круглые тюбетейки, а другие сделали себе из газет ковбойские шляпы. На наших строителей их делали похожими только тяжелые сапоги и рабочие рукавицы да еще оседающая на лицах цементная пыль.
Общежитие стройотряда стояло рядом с нашим домом, стройка тоже была недалеко, и целыми днями мы слонялись вокруг. Когда отец с мамой уходили на работу, за нами присматривала мамина младшая сестра, красивая тетя Шура. На нее, прищурившись, поглядывал повар строителей, дядя Гена. Он смастерил из газет три ковбойские шляпы – для нас с братом и для нашей Шуры. И угощал нас горячим шашлыком, пловом и другими чудесами. Мне было лет восемь, и я не только впервые все это попробовал, но даже и слова такие услышал. Оказывается, шашлык – это запеченные на углях куски баранины, насаженные на металлические прутики, шампуры. А плов – совсем не рисовая каша с тушенкой. Смотреть, как готовит дядя Гена, было так же интересно, как, наверное, в цирке наблюдать за выступлением фокусника. Пока вымачивалось мясо в вине с душистыми приправами, он мелко наколол березовые и ольховые чурочки, разжег эти полешки в мангале и раздул огонь, обмахивая картонкой. Даже запах дыма казался аппетитным, не говоря уже о мясе, которое дядя Гена, чтоб не подгорало, вращал на прутиках и ловко сбрызгивал маринадом, обмакивая в него пальцы. Угольки щелкали, жир пузырился и брызгал, а мясо румянилось. Надрезая его, дядя Гена проверял, не готово ли, и вытирал нож о фартук. При этом он что-то напевал, улыбался и хитро нам подмигивал. Есть шашлык надо было с красными помидорами, зеленью, крупно порезанным луком и огненной аджикой, доводящей до слез. Поэтому приходилось заедать ее дяди-Гениным сладким арбузом. На жестяное блюдо он ставил темно-зеленый арбуз светлым пятном вниз, хватал сухой кончик пальцами и двумя полуоборотами длинного ножа вырезал круглую верхушку с сочным розовым конусом. Конус он галантно протягивал Шуре для пробы, потом накрывал вырезанное отверстие ладонью с растопыренными пальцами и с треском разрезал арбуз сверху вниз на широкие ломти.
