– Халат! – приказала она.
– Сейчас, госпожа! – он сносился куда-то и притащил лёгкий, короткий халатик.
– Давай свои фрикадельки! – Катерина пошлёпала на кухню, ощутив, что смыла с себя не меньше двух килограммов грязи.
Он начал наливать суп, ловко орудуя поварёшкой, но она закапризничала, надулась и попросила одни фрикадельки. Послушно и молча он выловил все до одной, горкой сложил их в тарелку и поставил перед Катериной. Она поедала вкусные мясные шарики и думала: пусть бандит, зато умеет готовить.
– Давай поговорим о делах, – нарушил, наконец, он молчание.
– Нет.
– Да. Ты должна спросить, почему при обыске не нашли клад.
– Мне интереснее, зачем ты избил Найоби.
– Черномазого, что ли?! Так он попросил Кателила Илаловна, а когда я сказал, что ты в каталажке, он… полез мне под юбку! Я с ним не стал церемониться. Кажется, у него перлом ключицы. Козёл он! Черномазый козёл.
– Ты рассуждаешь, как барышня.
– Он что тебе – родственник?
– А почему клад не нашли?
– Слушай, он такой фиолетовый! Совсем на тебя не похож.
– Клад не нашли, потому что…
– Потому что искали шляпу! Я бросил цацки тебе на комод, и они никого не заинтересовали. Наверное, подумали – это твоя бижутерия! – Он снова захохотал так, как совсем не могла хохотать Монро.
– Дай молока! – попросила Катя.
– А с чего ты взяла, что оно есть?
– Но ты же ходил в магазин!
– Я люблю колу и пиво.
– У тебя на роже написано, что мимо молочного ты не пройдёшь.
Матушкин открыл холодильник, вытащил колу, плеснул ей в стакан.
– Твоё мнение не всегда верно, – прокомментировал он.
Катерина встала, вылила колу в раковину, заглянула в холодильник и достала оттуда пакет молока.
– Всегда, – сказала она, выпив целый стакан и улыбнувшись молочными усиками. – Тринадцать лет не пила молоко, а в каталажке только о нём и мечтала. – Она пошлёпала в спальню босиком, в коротком халатике, с мокрыми волосами, ощущая лёгкость в отмытом теле. Стоило просидеть трое суток в тюрьме, чтобы понять, как замечательны такие простые вещи, как душ, молоко из пакета, фрикадельки из супа и … своя домработница – свеженькая, как персик, красивая как Мэрилин, и почти послушная.
Она включила музыкальный центр, и голос Верки Сердючки обрушился на неё во всю мощь огромных колонок. Никогда Катерина не увлекалась попсой, но тут вдруг ритм незатейливой песенки совпал с её бесшабашным настроением, и она заплясала странный аборигенский танец, мельком поглядывая на себя в зеркало.
– А я не знаю почему, но ты мне нравишься… – пела Верка.
– Откуда Сердючка? – крикнула Катя, переорав колонки.
– Лифтёрша дала погонять! Она сказала, нужно развеяться, не грузиться, и всё рассосётся само собой. В смысле, ты вернёшься из тюрьмы, и я не потеряю работу! Мне нравится, что ты называешь меня Мат-Мат!
– И понимаю, что сама я не красавица… – вступила Сердючка.
– Тебе нужно побриться! – крикнула Катя.
– Да?!
– Обязательно!
– У нас ни будущего нет пока, ни прошлого… – Верка гнула своё.
– Лифтёрша пообещала мне телефон хорошего эндокринолога! Говорит – курс таблеток и борода не будет расти!
– Но ты увидишь и поймёшь, что я хорошая…
Мат-Мат тоже пустился в пляс, и у него это здорово получилось. Он кривлялся, скакал, орал в унисон незатейливый текст:
– И сердце рвалось, рвалось из груди… А правда, не ты грохнула Роберта? – пропел он, точно попав в мотив песни.
Катерина с размаху плюхнулась на кровать.
– Тук, тук, тук, стучит сердечко, тук, тук, тук…
– Ты тоже считаешь, что я «специализировалась» на старичках?!
– Я считаю, что ты здорово вляпалась! – Он за руку сдёрнул её с кровати, поймал в охапку и закружил по комнате.
– Я так устала от разлук, что кругом голова…
– А знаешь, когда меня арестовали по подозрению в убийстве, то изъяли сумку и сделали опись всего, что там находилось. Там было ожерелье, которое ты на меня нацепил! Малахольный Март Маркович за него зацепился и очень просил не врать, что это дешёвая бижутерия.
– Ситуация ай, ситуация ой… – завела новую песню Сердючка.
– Что ты ему сказала? – перекричал её Мат-Мат.
– Что Роберт Иванович подарил, разумеется!
– Умница. Где оно?
– В сумке. Мне всё вернули. А серёжки я даже в изоляторе не снимала.
– А если в жизни твоей черна полоса, то будет в жизни твоей и бела полоса…
– Теперь ты богачка! Говоришь, старикан всё тебе отписал?..
– Слышать не хочу об этом! – Катерина попыталась вырваться из его рук, но он умудрился силой заставить её танцевать.
– А в душе моей стон, а в глазах твоих боль…
– Это ты пока не хочешь!
– Ты что, не понимаешь, что кто-то хочет меня уничтожить? Посадить за решётку?!
– Он не знает, что у тебя есть я, и я – «особо опасен»! – Мат-Мат отплясывал, высоко задирая напедикюренные ноги.
– Знать после дождичка всегда солнышко буват… – подтвердила его оптимизм Сердючка.
– Веселитесь? – переорал Верку какой-то другой голос. Катерина и Мат-Мат замерли как вкопанные, в нелепой позе, в обнимку. – Веселитесь? А я слышу, музыка гремит, дверь нараспашку! – На пороге спальни стояла и улыбалась во весь свой златозубый рот весёлая Зойка. На ней было отчаянное мини, невероятные каблуки и немыслимое украшение на шее, напоминающее металлическое блюдце. Зойка вся светилась и бликовала – и зубами, и блюдцем, и голыми коленками. – Вернулись, Катерина Иванна? Так я и знала!
Мат-Мат отлепился от Катерины и выключил музыку.
– Да вы не стесняйтесь, – засмеялась Зойка. – Я женщина современная и вполне одобряю нетрадиционную ориентацию! Мариночка, как вы относитесь к тому, чтобы немного подработать и у меня? Два раза в неделю помыть полы и приготовить поесть? Я заплачу неплохо.
– Неплохо? – женственно переспросил Мат-Мат. Нагнувшись, он полюбовался на своё отражение в Зойкином блюдце и поправил причёску.
– Да, – засветилась Зойка, – у меня есть средства! Дело в том, что как только мой Найоби выйдет из больницы, он поселится у меня. Вы понимаете, он привык жить на широкую ногу, и прислуга просто необходима. Мариночка ему очень понравилась, он готов оплачивать её услуги.
– Я согласен, – хихикнул Матвей мужским вариантом голоса.
– Нет! Она не будет! – заорала Катя.
