Её жизнь и свобода обойдутся Вам всего в триста пятьдесят тысяч долларов. Для человека, имеющего стабильный, процветающий бизнес — это сущая ерунда, согласитесь?
Мы понимаем, что понадобится некоторое время, чтобы собрать такую сумму наличных, поэтому на решение этой проблемы даём Вам десять дней. Думаем, этого будет достаточно. О своём решении, в том числе, если Вам понадобится чуть больше, или наоборот, меньше времени, сообщите нам следующим образом. В старом парке на окраине города есть заброшенный, заросший травой деревянный подиум — старая танцплощадка. У подиума растёт огромное дерево, вернее, это два дерева, которые тесно переплелись между собой стволами. На высоте человеческого роста в одном из стволов находится дупло. Пожалуйста, положите сегодня после полуночи туда маленькую записку с уточнением сроков, когда Вы сможете собрать необходимую сумму. О способе передачи денег Вы получите дополнительную информацию. Советуем Вам раз в три дня навещать это дупло, чтобы быть в курсе ситуации.
Это письмо от всей души советуем Вам уничтожить — съесть или сжечь. И не дай Вам бог обратиться в правоохранительные органы! Помните, что мы знаем и видим каждый Ваш шаг, а женщины очень нежные существа, они плохо переносят отсутствие комфорта, а ещё хуже — физическую боль.
Искренне Ваши Доброжелатели».
Гранкин пощупал пальцами буквы. Особенно те, последовательно складывая которые, получалось: «Её жизнь и свобода обойдутся Вам всего в триста пятьдесят тысяч долларов. Для человека, имеющего стабильный, процветающий бизнес — это сущая ерунда…»
Понять всё это было совершенно невозможно, и Гранкин опять принялся читать текст с начала, пытаясь найти в нём хоть малейший намёк на то, что всё это шутка. Что где-нибудь внизу, мелко, карандашом приписано: «Попался?! Хохма! Кирюха». Приписки нигде не было, Виталя сел на ступеньки и снова стал перечитывать письмо.
«Надеемся, Вы не очень удивились, не обнаружив утром, за завтраком свою жену».
Неправда, Виталий очень удивился, не обнаружив утром Галку на кухне. Она действительно совершала иногда утренние «пробежки» по магазинам, и хотя Гранкин объяснял её походы деревенской привычкой рано вставать, она утверждала, что именно утром приятно делать покупки: никто не пихается у прилавков, не заглядывает в твою корзину, а у касс совсем пусто. Но к завтраку Галка всегда успевала, даже если забегала посплетничать к своей закадычной подружке массажистке Людке, которая жила в соседнем доме и принимала клиентов на дому.
«Ваша жена не вышла к завтраку по другой причине. Она похищена».
Похищена! Представить себе, как можно похитить Галку с коляской и покупками Гранкин не мог. Запихнуть в обычную машину её не удастся, понадобиться грузовик. Галка крупная женщина, сильная, резкая, крутая на расправу и за словом в карман не полезет. Случись ситуация насильного её принуждения к какому-либо действию, она такой вой поднимет, что ни одна милицейская сирена её не переорёт.
И потом ребёнок. Дочка. Сашка.
Почему ни слова о ней? Где она?! Чёрт!!!
Гранкин встал, скомкал листок и сунул его в карман.
«Это письмо от всей души советуем Вам уничтожить — съесть или сжечь».
Виталий достал комок бумаги и запихал его в рот. От интенсивного жевания заломило челюсти, и заслезились глаза. Почему-то от письма исходил дух дорогой парфюмерии: когда Гранкин читал, он не почувствовал этого, а когда стал жевать, отчётливо ощутил вкус хороших духов.
Проглотить разжёванную бумагу Виталя не смог. Он сделал целых три честных попытки, но подавился, закашлялся, выплюнул комок на грязный подъездный пол и, присев на корточки, попытался поджечь слюнявый комок зажигалкой. Огонь не хотел расправляться с влажной уликой, но Гранкин проявил такое упорство, что ситуация поддалась. Бумажный уголок начал тлеть, разгораться, и письмо, наконец, послушно превратилось в чёрный остов, потом в пепел…
«Помните, мы знаем и видим каждый Ваш шаг»!
Виталий вышел из подъезда, первый раз в жизни придержав входную дверь так, чтобы она закрылась абсолютно бесшумно.
— Триста пятьдесят тысяч долларов, — вслух сказал Гранкин и резким движением тугим узлом завязал галстук на шее. Стало трудно дышать, и он ослабил малиновую удавку.
— Сущая ерунда, — прошептал он.
Обморок
Стабильный процветающий бизнес предстал перед носом Виталия обшарпанной дверью с табличкой: «Ветеринарная клиника „Тузик“. Приём ведёт врач Гранкин Виталий Сергеевич. Время работы — с 9 ч. до 19 ч. без обеда и выходных».
Замок заедал, и Гранкин подёргался, открывая его, побился о дверь. Это был традиционный утренний танец, но никогда Виталий не исполнял его с таким остервенением.
Попав, наконец, в кабинет, он ринулся к телефону. Гранкин уже подсчитал, что квартира его потянет тысяч на двадцать долларов. Ещё есть старый гараж, в нём — ржавый «Москвич» не на ходу, за всё вместе можно запросить тысячи две-три баксов. Ещё есть золотая цепочка, обручальное кольцо, микроволновка, пылесос, стиральная машина, детская кроватка, пара неновых диванов, старенький шкаф, почти новая гладильная доска. Да, и самовар! Кажется, он старинный, годов пятидесятых, чего-нибудь да стоит.
Оставалось найти каких-то там триста двадцать пять тысяч долларов.
Можно взять в банке кредит. Тысяч пятьдесят русских рублей ему, как частному предпринимателю дадут, но не больше.
Остальное… остальное нужно занять.
Он трясущимся пальцем потыкал телефонные кнопки.
— Кирюха!
— Алле, — Кирюха явно ещё не проснулся.
— Кирюха, это я, Виталя.
— А-а! Папаша! Ну, так кто у тебя всё же родился — девочка или мальчик?
— Кирюха, мне нужны деньги!
— Могу подкинуть косарь недели на две.
— Кирюха, мне нужны большие деньги!
— Что, два косаря? — удивился Кирилл. — Ну ладно, только на неделю, не больше. У меня девки в детский лагерь отдыха собрались. Эх, Виталя, лучше бы у тебя родился пацан! Ты не представляешь, что такое девки, на одних шмотках разоришься!
— Кирюха, мне нужны тысячи долларов. Чем больше, тем лучше. — Гранкину показалось, что говорит не он, потому что внутри у него бушевала истерика, а голос был спокойный, рассудительный, деловой.
На том конце трубки воцарилось молчание. Оно продолжалось ровно столько, сколько нужно похмельной голове, чтобы понять, о чём идёт речь.
— Виталя, что у тебя стряслось?! — спросил Кирилл совсем другим голосом.
— Ничего. Пока ещё ничего. — Гранкин повернул поводок жалюзей так, чтобы они приоткрылись и впустили яркий солнечный свет. Потом он потрогал горло, развязал галстук и снова повесил его через шею как портной сантиметр.
— У меня есть заначка, — тихо сказал Кирилл. — Мы с Наташкой решили на дачу копить у воды… — он споткнулся, видимо, представив, что будет, если Наташка узнает о его предложении. — Это самые большие деньги, которые у меня есть. Три тысячи долларов. Ещё я могу взять в банке кредит, но больше пятидесяти тысяч рублей мне вряд ли дадут…
