– У вас десятая неделя. Период наиболее опасный для плода в плане самопроизвольного выкидыша.
«Сам ты самопроизвольный выкидыш», – со злостью подумала Надя, а вслух сказала:
– Ах, вы об этом!
– Вам нельзя нервничать, никаких физических нагрузок и побольше витаминов.
– Понятно… Спасибо.
– Подождите! – Доктор пошарил в карманах, достал мятые десятки и полтинники, сунул их Наде в руку. – Берите, берите! У вас же сумку украли. Это на дорогу.
Надя бы не взяла, но Димка-маленький категорически не хотел тащиться неизвестно куда, да еще пешком…
– Спасибо, – она сунула деньги в карман грязных брюк.
– Вам же домой? – с беспокойством уточнил доктор.
– А куда же еще… Спасибо.
Теперь, в таком виде, с мятыми полтинниками в кармане, предстояло начать все сначала… Впрочем, почему же сначала?
У нее есть Ольга, которая не бросит ее в трудную минуту. Надя встряхнула головой, расправила плечи и пошла к троллейбусной остановке.
Плевать, что от нее шарахаются прохожие, плевать, что она хромает из-за сломанного каблука, плевать, что нет документов, – ничего нет, – главное, у нее есть Димка-маленький, а ради него она горы свернет, горло перегрызет, ну, и так далее…
Короче, ничего невозможного для нее нет.
Дверь Ольгиного дома открыла высокая девица в лосинах и в переднике Нины Евгеньевны.
– В чем дело? – брезгливо осмотрев Надежду, спросила она.
– А ты угадай с трех раз! В чем дело, если человек в дверь звонит! Ольга мне нужна, она дома?
– Нет. Ольги Михайловны нету.
– А кто есть?
– Никого. Уехали все.
Девица в переднике попыталась захлопнуть дверь, но Надежда успела подставить ногу.
– Господи! Ну, а когда будет? – взмолилась она.
– А вот этого я не знаю.
– Ты что, так и собираешься меня тут держать? Я подруга Ольги Михайловны! Близкая подруга.
Девушка посмотрела на Надю так, что та поняла – никакие доводы не докажут этой прислуге, что Ольга ее близкая подруга. Оставалась одна маленькая надежда.
– А где Нина Евгеньевна? Няня где?
– Я няня.
– Дай хоть воды, пить хочу.
– Ага! Разбежалась! Старый фокус. Тебе воды, а ты дом обчистишь!
– Дура! Господи, ну и дура!
Надя сделала отчаянную попытку прорваться в дом, но новая няня без труда вытолкала ее за порог.
– Сейчас милицию вызову! – пригрозила она.
До Нади вдруг дошло, что для милиции она лакомый кусочек – без документов, без денег, грязная, окровавленная… Посадят в обезьянник до выяснения личности, и будет Димка-маленький опять баланду хлебать.
– Скажи Ольге, что Надежда приходила, слышишь? Пожалуйста.
– Как же! Скажу обязательно! – фыркнула няня и захлопнула дверь.
Чувствуя, что валится с ног от усталости, Надя отошла от дома несколько шагов и села на корточки, привалившись спиной к дереву.
«Прорвемся», – вяло подумала она и достала из кармана смятый клочок бумаги.
«Мало ли что» – так, кажется, сказал Паша, передавая записку со своим адресом.
«Мало ли что» настало.
Димка-маленький хотел есть, спать, ему нужно нормально развиваться, не нервничать и не терпеть лишений в утробе матери.
Надежда с трудом поднялась и пошла к станции.
Дом оказался старой сталинской пятиэтажкой. В подъезде воняло кошками и канализацией. Надя поднялась на третий этаж и, сверив номер квартиры с записью на бумажке, неуверенно позвонила.
Дверь открыла полная женщина лет пятидесяти в цветастом халате, с распаренным, красным лицом.
Пахнуло кипяченым бельем, кислыми щами и гуталином…
Женщина посмотрела на нее с негодованием, и Надя поняла, что перед ней сейчас снова захлопнут дверь. К горлу подступила тошнота, голова закружилась…
В этот момент из-за плеча женщины выглянул Паша. Веснушки, голубые глаза, пшеничные волосы…
Паша что-то жевал и был в форменной рубашке и брюках.
– Здрасьте! – радостно закричал он, но, увидев, что Надя медленно съезжает по стене, подхватил ее, затащил в квартиру.
– Мама! – закричал он. – Быстрее! Воды!
* * *
Ночью ей приснилась тюрьма.
Длинные коридоры, окна с решетками, серые стены…
Ей вдруг почудилось, что это новый офис «Солнечного ветра» после ремонта, и она побрела по бесконечному коридору, отыскивая кабинет Грозовского. Ужаса не было – только веселье – ну и «скреативил» Димка! Зачем офис под тюрьму сделал?!
Нашлась подходящая дверь с надписью «Директор агентства», Ольга толкнула ее, а там…
Маленький красный ребенок плакал на шконке, суча крохотными ножками.
– Пацанчик вот… – сказал виноватый голос Димы. – Заказчики принесли, а я не знаю, что с ним делать…
Ольга схватила ребенка, стала срывать с себя одежду и заворачивать крохотное тельце в блузку от Валентино, юбку от Гуччи и шейный платок.
– Не плачь, маленький, – прикладывая к голой груди ребенка, зашептала она. – Ты теперь мой. Мальчик мой… Я твоя мама!
– Оль, голландцы приехали, а ты игры в мадонну устроила, – проворчал Дима. – Оденься, что ли. И младенца верни, а то пивняки мне голову оторвут.
Ольга прижала ребенка к груди с решимостью – не отдам! Не отдам пивнякам моего мальчика!
Сон не оставил неприятного чувства – наоборот, она проснулась с ощущением нежности и восторга.
Мой! Мой мальчик, только кто он… Не Петька, не Мишка. Тогда – кто?
А днем она поняла, что сон вещий.
По дороге в агентство Ольга притормозила на светофоре и, воспользовавшись минуткой, подкрасила губы. В этом не было бы ничего примечательного, если бы в зеркале заднего вида она не увидела, как два милиционера пытаются скрутить какую-то женщину.
Женщина дралась, как тигрица – кусалась, брыкалась и даже плевалась. Видок у нее был еще тот – выжженные перекисью короткие волосы, золотые фиксы, вытертый спортивный костюм и шлепанцы на три размера больше…
Не бомжиха, конечно, но…
Ольга внимательнее вгляделась в лицо женщины, включила аварийку и выскочила из машины.
– Стойте! Стойте! – ринулась она к милиционерам. – Не трогайте ее!
Ольга вцепилась в плечо молоденького лейтенанта, и он ослабил хватку. Задержанная чуть было не вырвалась, но второй – сержант – ловко защелкнул на ней наручники. Женщина отчаянно завизжала и попыталась укусить милиционера.