– Спасибо… – Ольга высвободила руку и спрятала за спину, украдкой вытирая ладонь о шелк юбки.
Он не может быть ей неприятен. Если бы не он…
Только кожу все равно жгло его недавнее прикосновение, и руку хотелось помыть…
Чтобы избавиться от наваждения, Ольга взяла Сергея за локоть, вцепилась обеими руками – она всегда так делала, когда спускалась по лестнице на высоких шпильках.
– А ведь в самом деле, если бы не ты… – Барышев внимательно посмотрел на Пескова, словно только что до него дошло, чем обернулась бы пунктуальность зама. – Я теперь твой должник.
– Беру обязательство впредь никуда и никогда не являться вовремя! – вытянувшись в струнку, отрапортовал Песков.
Все засмеялись, и напряжение тяжелого дня рассеялось в этом совместном смехе.
– Может, все-таки домой? – Барышев привычно взглянул на часы, но тут же осекся, поймав настороженный взгляд Ольги, мол, опять куда-то торопишься? – К нам домой, – поспешно добавил Сергей, пряча часы под рукавом. – Посидим… Нина Евгеньевна наверняка что-нибудь вкусное приготовила.
– Спасибо, но… – Игорь тоже взглянул на часы.
– Никаких «но». – Надежда требовательно взяла Пескова за руку и повела к выходу.
Барышев, обняв Ольгу, пошел вслед за ними, прикидывая, сколько времени может позволить себе на застолье.
Сегодня он вытянул лотерейный билет. Ему повезло, что он не погиб. Повезло, что может обнимать Ольгу, видеть детей, дышать, смеяться, есть пироги… Только жизнь по-прежнему диктовала жесткие правила, жить без которых он не мог, не умел, да и не любил.
Он кое-как от нее отвязался.
Тихое бешенство распирало Пескова, но он вынужден был улыбаться рыжей простушке и даже говорить комплименты.
– Жаль, но не могу – у меня важная встреча…
Они подошли к его машине, и Песков, показывая, что разговор закончен, поцеловал Надежде руку, легко и непринужденно прикоснувшись губами к немного шершавой коже.
– Ну, вот, посидели бы… Отметили чудесное спасение…
– Вы так и не сказали, как вас зовут, – натянуто улыбнулся он.
– Надежда, – с готовностью представилась рыжеволосая и кокетливо помахала перед его носом красным шарфом-палантином, обдав ароматом слишком терпких духов.
– Потрясающее имя и звучит актуально. Особенно сегодня. – Песков откланялся и сел за руль, кивнув на прощание Барышеву и Ольге.
Надя махнула ему палантином и пошла к машине Сергея. Игорь с облегчением посмотрел ей в спину, усмехнувшись покачивающимся бедрам и слишком яркой заколке в непокорной гриве волос…
Он уже тронул машину с места и даже успел прикурить, когда Надежда вдруг закричала «Стойте!» и побежала к нему. Кляня все на свете, Песков нажал на тормоз и, натянув на лицо улыбку, приоткрыл окно.
– Что-то забыли? – спросил он.
– Вот! – Надя достала из недр глубокого декольте клетчатый платок, который он вручил ей в аэропорту, чтобы утирать слезы. – Чуть было не унесла! А то давайте я его постираю. – Надя хотела спрятать платок обратно, но Игорь перехватил его.
– Да что вы! Может быть, я его теперь хранить буду! Он же со следами слез… Это очень романтично.
– Ой, скажете тоже, – смутилась она.
«Да проваливай ты», – думал Песков, чувствуя, что не в силах уже улыбаться и вот-вот ляпнет какую-нибудь грубость.
– До свидания, – сказала Надя.
– Прощайте, – буркнул Игорь.
Он еще курил какое-то время, глядя, как Надежда садится в машину Барышева, как «Мерседес» отъезжает с парковки, мигнув фарами ему на прощание.
– Напьюсь, – со злостью вслух сказал Игорь. – Напьюсь до беспамятства…
Он с пробуксовкой рванул с места и с омерзением выбросил в окно платок – отвратительно влажный от слез этой рыжей курицы.
Ну почему педант Барышев не улетел без него?
Сейчас бы все проблемы были уже решены. Оставалось бы только признать себя победителем…
Желание напиться стало таким осязаемым, что Песков почувствовал першение в горле и дрожь в руках. Только алкоголь поможет снять напряжение и унять боль, поселившуюся где-то в районе шейных позвонков в тот момент, когда Игорь узнал, что самолет, на который он опоздал – он, а не педант Барышев! – разбился.
Он спас шефу жизнь, и от этого болела шея… Даже собственная спасенная жизнь не унимала эту нудную боль.
Песков достал телефон, дрожащими пальцами набрал номер.
– Андрюх, а давай через полчаса на нашем месте! Я угощаю…
* * *
Песков был пьян и поэтому откровенен.
Пожалуй, слишком пьян и чересчур откровенен.
Как бы потом об этом не пожалеть…
Но слишком уж тяжко таскать с собой постоянно такой груз, как ненависть. Нужно иногда открывать клапан и выпускать пар.
– …самое забавное, что я спас ему жизнь. До сих пор не могу поверить… А ведь я его просто ненавижу! – покаялся он Андрюхе.
Они сидели в уютном ресторанчике и приговаривали уже вторую бутылку виски. Андрюха не то чтобы был закадычным другом, просто лицо незаинтересованное, а значит, вполне доверенное.
– Что ты на меня так смотришь? – Игорю показалось, что у Андрея в глазах промелькнула насмешка. – Простое, ясное чувство, чувство ненависти. Оно тебе незнакомо?
– Знакомо, знакомо, – покивал Андрюха и даже, изобразив сочувствие, плеснул виски, Игорю и себе. – Только я не очень понимаю, с чего ты так на него вызверился?
Следовало остановиться, закрыть этот чертов клапан, но виски сделал свое дело.
– Он первый! – Игорь одним глотком выпил содержимое рюмки, не почувствовав градуса. – Понимаешь, первый! Вот бежишь, бежишь, уже финишную ленточку видишь. Вот она! Сейчас оркестр сыграет туш, и ты взлетишь на пьедестал под гром аплодисментов… А подбегаешь к нему, к пьедесталу, а он занят!
Песков вдруг отчетливо увидел этот самый пьедестал, а на нем Барышев – высоченный, уверенный, сильный. И медаль у него на груди.
– На нем уже стоит по-бе-ди-тель! И все его преимущество только в одном – он вовремя родился! Он не умнее, у меня в заднице больше мозгов, чем у него в голове! Он не быстрее бегает! Он просто раньше побежал!
Клапан сорвало.
Песков перешел на крик. Но в этом ресторанчике их все хорошо знали, поэтому можно было и побуянить. Игорь швырнул рюмку на пол, но она отчего-то не разбилась, покатилась к стене.
– В этой стране нужно было родиться либо в позапрошлом веке и в нем же помереть, либо на десять лет раньше, чем мы с тобой. Только и всего, – закончил он свою мысль.
Убогонькая, конечно, была мыслишка, он это понимал даже пьяный – для неудачников всегда время плохое. И Андрюха понимал, потому что усмехнулся.
