– Мы должны доставить не просто автобус, а автобус с товаром, – добавила я, понимая, что худшей ситуации и представить нельзя. – Поддельные капсулы взорваны вместе с машиной Троцкого, значит…
– Нужно искать настоящие, – закончил он мою мысль и опять заорал: – А главное, заметь, этот хмырь Ильич дрыхнет! Дрыхнет, как ни в чём не бывало, а я опять должен кого-то спасать, рисковать жизнью, репутацией и свободой! Контузия у него! Это у меня контузия! Слушай, может, мне пойти придушить его?! – перешёл он на шёпот. – И сразу кончатся все проблемы! И не нужно будет испытывать вечное чувство благодарности, и отрабатывать эту благодарность, отрабатывать, отрабатывать, пока не сдохнешь от чьей-нибудь пули, или пока не посадят в тюрьму!!
– Тсс! – зажала я ему рот. – Придушить ты его всегда успеешь. А сейчас нужно спасать ни в чём не повинных людей.
– А что делать-то?! – паническим шёпотом спросил он.
– Быстрее! – Я потянула его из кухни.
– Куда? – Он тоскливо обернулся на джезву.
– Добывать волшебные капсулы!
Когда мы выбежали на улицу, от окна метнулась какая-то тень.
– Нас кто-то подслушивал! – на бегу сообщила я Бизе, но он не обратил на мои слова никакого внимания.
– Элка, когда вернёмся, уволюсь из школы! Уволюсь к чёртовой матери!! Сил моих больше нет быть педагогом!! Запарился я!
– А сюжеты?! – захохотала я. – Откуда я буду брать сюжеты?!
– Из головы! – закричал он.
Где-то в шумных верхушках деревьев куковала кукушка.
Вот уж не знала, что они и ночью кукуют…
Ганс дрых в своём домике без задних ног. Видно, на диване ему стало тесно, потому что он стащил постельные принадлежности на пол и валялся поперёк комнаты, раскинув руки и храпя во всю мощь своих молодых лёгких.
– Гансик! – ласково позвала я его. – Вставай!
Глеб бесцеремонно подхватил Гаспаряна под мышки и поставил на ноги.
– Вставай! – повторила я.
– А зачем? – не открывая глаз, резонно поинтересовался Ганс. – Вроде лег только что, ещё даже ничего не приснилось…
– Пойдём на кухню, поговорим, – подтолкнул его Бизя к двери.
– О чём?! – Гаспарян всё же открыл глаза и посмотрел на нас страдальчески и непонимающе.
– О жизни. О любви. О твоём здоровье и твоей прожорливости.
На кухне, как две капли воды похожей на прежнюю, Бизя снова поколдовал над джезвой и поставил её на газ. Аромат молотого кофе наполнил маленькое помещение. Он был из другой жизни – размеренной и спокойной, где утро обещало только удачный день, только хорошие события и исключительно приятные встречи.
– А при чём тут моя прожорливость? – спросил Ганс, окончательно просыпаясь.
– Гансик, ты как в последнее время себя чувствуешь? – елейным голосом начала я допрос.
Гаспарян уставился на меня огромными чёрными глазищами, в которых была бездна наивности и детского желания ответить взрослому то, что от него требуется, но что именно требуется, Ганс не знал.
– Не знаю, вроде бы нормально я себя чувствую. А… как я должен себя чувствовать? – подобострастно спросил он, переводя взгляд с меня на Бизона. – Как?!
– Помнишь, ты в автобусе сухофруктов поел? – издалека начала я.
– Помню. Хорошие сухофрукты были, не хуже чем у нас в Армении.
– Когда ты их ел, ты не заметил ничего необычного? Привкус какой-нибудь, посторонние… включения?
– Не, ни фига не заметил. А нужно было заметить?
– И ничего не изменилось в твоём самочувствии? – Я участливо взяла его за руку.
– Ой! – Гаспарян сошёл с лица, помял свой живот, потёр виски, схватился за пульс и, судя по шевелению губ, начал его считать. Кажется, зря я взяла такой сочувственный тон разговора. Как все качки, Ганс был чересчур мнителен в отношении своего здоровья. Сейчас он такого напридумывает про своё самочувствие, что отличить правду от вымысла будет практически невозможно.
– Ой, а что, сухофрукты несвежие были? Или отравлены?! А я-то думаю, отчего у меня голова в последнее время кружится и во рту привкус металла! – Он высунул язык и, сведя глаза к переносице, начал его рассматривать.
Я не выдержала и рассмеялась.
– Я не умру? – плаксиво спросил Гаспарян.
– О господи!! – схватился Бизя за голову. – Ещё один умирающий!! Я этого больше не вынесу!
– А кто ещё? Кто ещё умер-то?! – вскочил Ганс.
– Думай, что говоришь, – постучала я себя по лбу, обращаясь к Бизону. – Гансик, сядь, успокойся, никто не умер и даже не заболел! Просто в тех сухофруктах были такие штучки… такие штучки… которые стоят… которые ищут…
– Думай, что говоришь! – возмущённо покрутил у виска пальцем Бизя. – Просто, парень, ты хватанул лишнего с этими сушёными плодами. Но если ты хорошо себя чувствуешь, значит, ничего страшного!
– Тогда почему вы называете меня Гансик? – Гаспарян сел и с отчаянным выражением лица опять начал прощупывать свой живот. – Почему Гансик?! Гансиком меня называла бабушка, когда меня укусила змея, и все думали, что я умру! У меня тогда температура подскочила под сорок, тошнило, и голова болела!! Что было в сухофруктах?! Говорите быстрее, я бабушке позвоню, она все болезни лечить умеет! – Гаспарян явно впал в панику, он бледнел с каждой секундой всё сильнее, голос его дрожал, а на шее беспокойно затрепетала жилка, выдавая бешеный пульс.
Кофе опять сбежал, с шипением залив голубое пламя густой коричневой массой. Хмуро посмотрев на грязную печку, Бизя упрямо повторил манипуляции с джезвой – налил воды, засыпал молотый кофе и опять поставил волшебное варево на огонь.
– Бабушки мне только ещё не хватало, – проворчал он и беззаботно добавил: – Ганс, клянусь, мы не знаем, что было в сухофруктах, но если с тобой до сих пор ничего не случилось, то…
– Как это не случилось! – заорал Гаспарян. – Говорю же, голова кружится и привкус металла!
– Так, спокойно! – Я шарахнула по столу ладонью. – Про привкус и голову ты только что придумал, когда я спросила тебя про здоровье! С тобой всё в порядке и точка! Несмотря на то, что ты, как говорит Глеб Сергеич, «хватанул лишнего». Давайте думать логически. Ты когда ешь, хорошо жуёшь?
– Не, практически не жую, особенно когда нервничаю. А тогда я нервничал, будь здоров…
– Отлично. Значит, ты как крокодил, мог заглотнуть что-то маленькое и не очень съедобное, так?
– Так, – обречённо кивнул Гаспарян.
– Сколько времени проходит обычно от приёма пищи до… до её…
– Эвакуации, – подсказал Бизя, нависая над кофе и пристально наблюдая, как над узким горлышком джезвы поднимается светлая пена.
– Да, эвакуации! – обрадовалась я нейтральному слову.
