Что дальше? Я не знал.
Главный вопрос: «Где Элка?», остался без ответа, несмотря на бурно проведенный вечер.
* * *
Если попытаться разложить все по полочкам, то картинка получалась безрадостная.
Существует некто, кто при помощи оружия, которое я незаконно хранил, убил Грибанова, и снова подсунул это оружие мне. Знал ли этот некто о существовании Возлюбленного — неизвестно, но то, что пистолет оказался в кармане его телогрейки, очень даже созвучно истории его появления в сарае, и кидает на него несомненную тень.
«Мы ему верим?» — спросила Беда, и сама настояла: «Мы ему верим. Потому что так будет лучше для нас». Я понимал, что она имела в виду. Если принять удобную версию, что Возлюбленный нашел у меня оружие и отомстил Грибанову за избиение, то… этот некто легко отделается. И непонятно, что еще натворит. Так что Женьке я верю. Но тогда…
Кому помешал мальчик-отличник? Кто знал про мое оружие? Почему разгромили сарай? Что искали в убогом жилище? Преступник воспользовался суматохой и паникой во время землетрясения или ему случайно повезло со стихийным бедствием? Почему выстрела не слышал никто? Почему так внезапно уехала школьный цербер баба Капа? Что за мысли и подозрения витают в профессиональных мозгах следователя Питрова? Какого черта он приперся со своим неформальным допросом? Поймать меня на слове? Поймал! Что дальше?
Куда пропал мой граненый стакан?
Куда пропала Беда?
Куда они оба пропали? Я их обоих…, я к ним привык и не хочу без них обходиться.
Беда со своей сумасшедшей активностью могла начать расследование сразу, как только покинула квартиру Ильича, заявив, что не нуждается в моих услугах шофера. Вечером она привезла Женьку к себе домой и пошла гулять с собакой. Обычно, перед тем, как позвать на улицу Рона, она сидит и строчит в своей тетради. Тетрадь! Это не совсем дневник, так — что вижу о том и пою, в ней всякие мысли и поводы написать потом детектив, отправить в издательство и ждать безнадежно ответа, что выйдет наконец ее гениальная книжка с ее гениальной фамилией. Тетрадь. Может быть, она успела там что-нибудь накропать перед тем, как пропасть?
Теперь я знал, куда ехать.
* * *
— Тише, девочки спят, — прижал Женька палец к зеленым губам, открыв дверь Элкиной квартиры. Какие тут нежности, как здорово все устроились!
Отодвинув его, я прошел в темную квартиру прямо в ботинках и включил свет. Пиная тюки и баулы, я добрался до Элкиного рабочего стола. Тетрадь лежала на самом видном месте.
— Ой, кровь! — воскликнула Салима, лежавшая на полу рядом с Надирой под нашим с Элкой одеялом. Надира сделала попытку заорать, но Салима зажала ей рот.
Как сквозь туман я увидел: Салима вскочила, оказавшись в трогательной детской пижамке, забегала, засуетилась, доставая из сумок бинты, какие-то склянки и пузырьки.
Я схватил тетрадь и начал искать то место, на котором бросил читать в прошлый раз. Я ушел из реальности, пытаясь лихорадочно разобрать корявые буквы. Кто-то стащил с меня штаны, зацыкал, засокрушался, трогая рану, обтирая кровь. Запахло то ли спиртом, то ли зеленкой, небольно обожгло ногу, и как сквозь вату я услышал голос Возлюбленного:
— Огнестрел, однако! Повезло, пуля вскользь прошла. Бинтуй, Салима, а я ему сейчас обезболю.
Рот обожгла какая-то жидкость, наверное, водка. Я послушно проглотил ее, но мозги мои не могло затуманить ничто.
* * *
«Конечно, я наврала.
Я не второй раз попробовала марихуану. Не второй раз, а первый. Мои знания были чисто теоретические — и про траву и про «ракету». В силу своей работы в криминальной газете я нахваталась сведений на разные темы, но все, что я знала про коноплю — результат сеансов массажа, который делал мне сосед по площадке Серега. Он был профессиональным массажистом и работал на дому, имея постоянных клиентов. Снимая мне приступ хондроза, он каждый день по тридцать минут ездил мне по ушам о том, в какой отсталой стране мы живем. Отсталой, потому что нигде на Западе давно не преследуется употребление марихуаны. Он так поэтично поведал о полезных свойствах этого растения, что я ему почти поверила. Он даже доверительно показал мне на подоконнике несколько любовно выращенных кустиков индийской конопли, семена которой ему привезли друзья-иностранцы. Он же продемонстрировал мне принцип действия «ракеты», похваставшись тем, что сам изобрел это устройство для рационального и эффективного курения травы. Серега взахлеб рассказал о том, как ездил в Голландию, где в специальных кафе-шопах продают кексы с анашой.
— А наши бабы-дуры на ночь кексов налопались и весь приход проспали! — хохотал Серега. И добавлял:
— Все! К черту из этой страны! В Голландию! В Голландию! Там много разной анаши!
И чего только якобы эта трава не лечит — и глаукому, и артрит, и гипертонию, и онкологию. А главное — никакого привыкания. Я почти поверила, что косяк безобиднее и полезнее обычной сигареты. Правда, на его предложения затянуться косячком или «ракетой» всегда отвечала отказом. Мне это было неинтересно. Интересно мне стало только тогда, когда подобную «ракету» я обнаружила у Бизи в кармане.
Бизон купился, сдался и накурился. Строит из себя праведника, но ничего нет проще, чем поймать его на «слабо». Когда после второй затяжки моя крыша безнадежно отделилась от тела, я поняла, что Серега был не прав. Я поняла, что есть принципиальная разница между табаком и коноплей.
А, может, у голландцев крыши крепче?
Или конопля мягче?
Дрянь трава, одним словом.
Никогда в жизни мне не было так феерически весело и так невыносимо стыдно потом за последствия. Никогда так близко не светила мне скамья подсудимых. Я так думаю, что не дай бог жить там, где каждый может безнаказанно обкуриться травы, когда захочет.
На работу я сегодня не пошла. Работа в газете всегда дает шанс отмазаться от жесткого графика рабочего дня. Достаточно позвонить в редакцию и сказать: «Я на задании». Впрочем, можно и не звонить, все и так поймут, что ты на задании. Или в командировке. Мне всегда интересно, сколько нужно отсутствовать в нашей газете, чтобы тебя спохватились. Однажды я решила сменить место работы и, никого не предупредив и не написав заявления об уходе, устроилась в один глянцевый дамский журнал. Я проработала там целый месяц, с омерзительной щепетильностью боясь опоздать утром, а вечером уйти на минуту раньше. И хоть зарплаты в этом журнальчике вполне хватало на то, чтобы безбедно дотянуть до следующей, мне стало там тошно. Так тошно, что когда мне вдруг позвонили из «Криминального Сибирска» и сказали: «А чегой-то ты, Тягнибеда, до сих пор зарплату свою не забрала?», я с радостью помчалась в родную газету. И получила зарплату за месяц, который проработала в другом издании. Я без сожаления уволилась из журнала и вернулась в газету. Все равно тех денег, которые дают абсолютную свободу, журналистом не заработаешь. Так пусть за небольшие деньги я получу хотя бы возможность заниматься интересной работой. А то в журнале я чуть от скуки не сдохла, объясняя дамам, как сохранить привлекательность, если тебе стукнуло далеко за шестнадцать.
