– А где наши ратники? – напомнил приказчикам Кондратий, – уговаривались, что они нас догонят в Болдыже. Мы уже дальше ехать собрались, а их все нет.
Захар и Макар пожали плечами, не придав этому особого значения.
– Задержались, наверно, в дороге. Мало ли что, – спокойно ответил Захар, укладывая кошель с золотом подальше, в дубовый ящик, обитый металлическими прутьями на одной из повозок. – Конечно, лишние ратники нам не помешают, десять человек это немало, но и оставшихся хватит. Здесь места уже не глухие. А если что – можем и еще нанять на обратную дорогу в Чернигове. Денег у нас достаточно.
– Ратиша, – воин умелый, – высказал свое мнение Макар, стоявший рядом, – если сюда опоздает к намеченному часу, то до Чернигова точно догонит. Можно ехать. Он дорогу знает.
Евпатий, не сводивший взгляда с ворот, немного озадачился. Не сам Ратиша был ему сейчас нужен, а новости о боярской дочке, оставшейся без отца, хотелось получить поскорее. Как доехала, как отца похоронила, как вынесла такое горе. И ждать новостей о Ладе до самого Чернигова, куда еще почти семь дней добираться, рязанскому боярину совсем не хотелось. И бог услышал его.
Буквально в то мгновение, когда он уже поднял руку, чтобы отдать приказ покинуть пределы Болдыжа, раздался стук копыт и в воротах появился знакомый силуэт ратника с огромными усами. Сначала на постоялый двор въехал сам Ратиша, а за ним и остальные воины из Рязани по двое в ряд. На небольшом пятачке двора, запруженного телегами и людьми, сразу началась толкотня.
– Ратиша! – приветствовал его Кондрат, едва заметив. – Прибыл? Молодец! Готов без отдыха сразу дальше ехать?
– Наше дело ратное, терпеть да воевать, боярин, – ответил на это бывалый воин, все же отерев пот со лба, – если надо ехать, то поехали.
– Надо, время не ждет, – решил Кондрат, уже сидевший в седле, – мы сегодня сами припозднились с выездом. До ночлега всего полдня осталось, там и отдохнешь хорошенько. А пока давай за нами. Вижу, жив и здоров ты, – это главное. Остальное, как из города выберемся, все мне и расскажешь.
– Езжай, боярин, – кивнул Ратиша, принимая на себя командование охранниками, – а мы за тобой помаленьку.
Коловрат махнул рукой, и груженные товаром повозки, скрипнув колесами, вновь двинулись в путь в сопровождении серьезной охраны, внушавшей трепет всем встречным простолюдинам и зависть купцам. Спустившись с окруженного бревенчатыми стенами холма и быстро оставив позади Болдыж, отряд направился дальше по дороге, что петляла теперь невдалеке от реки. Это был приток Десны, до верховий которой было еще пару дней ходу. Никаких городов по пути до нее больше не предвиделось, и потому Кондратий с легким сердцем решил проехать за остаток дня как можно дальше, – все равно ночевать придется в этот раз в лесу или чистом поле. Ближайший город назывался Трубецк и лежал уже на другом берегу Десны, в ее верховьях, куда приказчики рассчитывали попасть, миновав известную им переправу.
Едва Болдыж остался позади, а дорога опять вошла в лес, боярин подал знак Ратише приблизиться. Когда тот, обогнав все телеги, прискакал в голову колонны, Кондрат молча отъехал с ним далеко вперед. Очень уж ему хотелось поговорить без свидетелей.
– Ну, рассказывай, – приказал он бывалому ратнику, когда расстояние между ними и приказчиками показалось Кондрату достаточным, – довез ли боярыню в целости?
– А то как же, Евпатий Львович, обижаешь, – кивнул Ратиша, – конечно, довез. Я свое дело знаю. По дороге туда все тихо было. Мы ехали, а она все плакала. Отца своего мертвого за руку держала и причитала. Только к самой Рязани и успокоилась. А потом все молчала.
– Успокоилась, говоришь? – уточнил Кондрат.
– Ну, про то, что у нее на сердце, мне неведомо, – признался бывалый воин, – ясное дело, тяжело. А только плакать перестала.
– Что с похоронами? Помогли?
– Не потребовалось, – ответил спокойно Ратиша, покачиваясь в седле, – у нее приказчики толковые. Я их раньше видал. На себя все взяли и обряды по порядку справили, какие нужно. Только нас туда уже не звали. Мы как тело мертвого боярина довезли до его жилища в Среднем городе, да дочь-горемыку и телеги с товарами приказчикам на руки передали, то и попрощались. Остальное она сама сделала.
– И все? – не поверил Кондрат. – Больше ничего не говорила?
– Да нет, – покачал головой Ратиша, – не до того ей было. Убивалась она еще, хоть и бессловесно уже. Мы твоих холопов домой отпустили, как ты наказывал, а сами ночь переночевали в Рязани и сюда. По дороге обратной тоже все тихо прошло, разбойников в том месте заново не повстречали. Видать, мы им так хорошо всыпали, что они до самого Дикого Поля пятки смазали. А может, просто повезло в этот раз.
Кондрат проехал молча с десяток шагов, не желая верить, что Лада не передала ему никаких слов. А он так надеялся. С другой стороны, почему он решил, что она ему что-то передаст. Ну, спас он ее от разбойников, и что? Так на его месте любой поступил бы, если мужик. У Лады в тот день отец погиб и родных никого на свете больше не осталось. Ей сейчас, схоронив отца, о многом надо подумать. Прежде всего, как жить дальше на свете, да еще большое хозяйство вести. И не до какого-то боярина Евпатия ей сейчас. Это верно. И все же…
– Вот я старый дурак, – вдруг воскликнул Ратиша, хлопнув себя по лбу, – совсем забыл! Прав ты, Евпатий Львович. Было.
Он полез под кольчугу и вынул оттуда небольшой кожаный сверток. Развернув его, Ратиша осторожно, взяв двумя пальцами, передал Кондрату небольшой красный платок, расшитый узорами по краям.
– Вот, это молодая боярыня Лада тебе велела передать в благодарность, как оберег, – неожиданно заявил он, – в последний миг мне сунула его в ладонь, как прощались. Сказала «в нем сила намоленная». И еще велела навестить ее, как вернешься. Если захочешь. А я убрал за пазуху, да забыл на много дней про него. Прости уж.
– Если захочешь, – тихо повторил Кондрат, забирая платок и бережно, словно драгоценную вещь, пряча под кафтан, пока никто не увидел, – теперь-то всё? Больше ничего не запамятовал?
– Всё, – кивнул смущенный ратник, – истинный крест.
– И на том спасибо тебе, что вспомнил, Ратиша, – поблагодарил его обрадованный боярин, – только об этом обереге зря языком не болтай промеж ратников.
– Да оно и без наказа понятно, Евпатий Львович, – слегка обиделся Ратиша, – дальше меня не уйдет и со мной помрет. Ты меня знаешь, я болтать не люблю.
– Вот это дело, – похвалил его снова внезапно повеселевший боярин, – езжай обратно, к остальным воинам. Недолго уж до ночлега осталось, там и отдохнете.
В тот вечер они закончили свой путь быстро. Едва смеркалось, боярин велел вставать на ночлег. Пожалел уставшего Ратишу и его воинов, что скакали без роздыха последние сутки. Да и сам он еще не полностью отошел от разговоров со Святозаром, – тело и душа требовали доброго сна.
В этот раз путники заночевали у реки, а наутро, хорошо отдохнув и перекусив, двинулись дальше и вскоре достигли Десны возле города Трубецка. Переправившись на другой берег по мосту, сооруженному в узком месте неподалеку от города, они не стали заезжать в Трубецк, а двинулись дальше, оставив его в стороне. Боярин, получив неожиданный подарок от Лады, вообще больше не хотел останавливаться. Лишь бы побыстрее дела сделать и назад. Так они и ехали целый день по проторенной дороге, что вела прямо в Чернигов, петляя меж Десной и ее притоком – речкой по прозванию Судость. Дорога была хорошая, поля да рощи кругом. Болот, таких, что окружали Болдыж, более не попадалось. Городов тоже не было, да и больших деревень, лишь одинокие починки да займища. Даже знаменитый в этих местах город Новгород-Северский, где княжеский стол был, путники обошли стороной, хотя по Десне до него было не больше дня пути.
