Политология, сексопатология и общая сексология, курортология, психология, фразеология, юриспруденция, литература, классический балет — вот сильно урезанный список моих увлечений.
Интеллект и либидо — это гремучая смесь.
Глава пятнадцатая
Чужими глазами. — Мужчина и женщина. — Морская собачка. — Что ждет впереди
Некий старый рыбак сидел на пристани с девятилетним внуком. Оба только что забросили удочки, предварительно нацепив каждый на свой крючок по упитанному червяку. Старый теперь смотрел на поплавок, весело ли он колыхается на морской поверхности, а малый — невольно подражал старому.
Жизнь рыбаря приближалась к закату, но свежее майское утро бодрило, и он улыбался в усы сам себе, забыв о болезнях.
Мужчина и женщина появились на пристани. «Приезжие», — мог бы подумать старик, а скорее всего, так и подумал. Не мог не подумать.
Мужчина был невысокого роста, крепко сбитый, спортивного вида. Старый рыбарь глядел на него с уважением. Хватало беглого взгляда, чтобы по чертам лица пришельца понять, этот человек никогда не свернет с намеченного пути, он из тех, кто всегда достигает однажды поставленной цели.
Женщина рядом с ним чувствовала себя защищенной.
Она была обаятельной, немножечко нервной, шла босиком.
Старику показалось, что немного продолговатое лицо женщины светилось радостью, но потаенной, тихой, неочевидной для постороннего. Так бывает у людей, у которых сброшен с души увесистый камень, но еще продолжает их мучить тяжелая ноша ущербной памяти. «Она хочет что-то забыть, — подумал невольно старик, — в жизни ее произошел перелом. Ей надо осмыслить то, что случилось, понять. Да, да, с ней что-то случилось, притом этой ночью!»
Опыт жизни научил старика быть проницательным.
Женщина (и это тоже заметил старый рыбак) была благодарна за что-то мужчине, только умело скрывала свою благодарность. С виду она могла показаться, напротив, рассеянной и недовольной, словно томил ее какой-то неясный аспект: где она? с кем? и что с ней случилось? — такие вопросы. Она больше смотрела на море, на волны, на дощатую поверхность пристани, чем на своего моложавого друга, будто боялась, что, взглянув на него, его не увидит. Но порой все же поглядывала украдкой… все больше и больше его узнавала с каждым новым взглядом таким.
Мужчина был весел. Он кормил чаек. Хлебные корочки порой падали в воду, чаще — подхватывались на лету. Чайки, от природы не наделенные человеческой речью и глухие к страданиям людей, безумно кричали.
Был вторник.
«Боже, — снова подумал старик, — как они подходят друг другу!» Вслух же спросил:
— Прикурить не дадите?
— Нет, — отозвался незнакомец неожиданно звонким голосом, — я бросил курить и вам советую бросить.
— Хорошо бы, — промолвил старик, вздохнув тяжело, — да где же взять волю такую?
Он засмеялся. Мужчина с радостью вторил ему.
— Что это? — без тени улыбки женщина резко спросила (резкость движений выдавала в ней импульсивность характера).
— Рыба-черт, — охотно ответил девятилетний мальчик. — Не бойтесь, она не кусается.
Диковинный уродец, колючий и лупоглазый, плавал печально в ведерке. Попался!
— Страшный какой, — поморщилась женщина и вздрогнула вдруг, потому что она не ждала, что мужчина ловко и нежно обнимет за плечи ее. Нет, рядом с ним ей не было страшно, неправда!
Между тем незнакомец мог бы и поправить юного рыболова — никакая не рыба-черт томилась в ведерке. То была, несомненно, морская собачка хохлатая (coryphoblennius galerita). Он ее распознал по глубокой выемке на спинном плавнике и по грязно-желтым пятнышкам на прочих, а кроме того, по заметному гребню над туповатым затылком и по девяти недоразвитым щупальцам, которые, впрочем, наш герой не считал. Он промолчал вопреки очевидности истины данной.
— Ну ладно, пошли, — сказал незнакомец.
Они уходили, и, глядя им в спины, снова думал старик.
«Дурочка! — крикнуть хотелось ему (женщине той). — Не сомневайся!.. Это же счастье твое!.. Не пропусти!»
Часть третья
Дневниковые записи Е. В. Ковалевой
1975–1983
Записи 1975 года
То, что между нами, — условились называть любовью (начальники).
Велено любить и терпеть Подпругина.
Как это могло получиться? Почему я с ним?
Не знаю.
Конец декабря
Скоро Новый год.
Старый был так — ватный какой-то. Был словно не был. А был.
Подпругин моется в ванной, это надолго. Он отмокает часами. Привычка.
Сижу и пишу.
Вот сиди и пиши. Пиши дневник, тебе говорят. Заставляю — себя.
Разучилась, наверное.
И бросала, бросала — а бралась много раз. И брошу опять.
Тусклый год. Скучный. Ватный. Слепой.
Интенсивная жизнь, говорят.
Наградили медалью меня в феврале. (Подводим итоги.)
После Хельсинки повысили в должности, но до сих пор скрывают от меня, как она называется. Недоверие.
А главный итог: любовь. Подпругина любить велено. Так и делаем. Я его. Он меня. В силу особых обстоятельств и в интересах государственной безопасности.
Научилась в окно смотреть, ничего не делая. Опыт, приходящий с возрастом.
Это почетно: домашний арест.
Только возят в Отдел иногда.
У Фроси гардеробской отобрали котят, тоже дикость. У нее завелся друг — единственный субъект, проникающий в Отдел без пропуска. Бачковой — от мусорного бачка. Непрезентабельный, с голодными глазами. Привела, показала, где кормят, — заветное блюдечко в углу за вешалками. Мы еще умилялись: килькой делится. Тебе половина и мне половина. А потом без котят лежала на боку часами, в глубокой прострации, ноги вытянуты, глаза открыты. Не ела, не пила. Он лег рядом, я сама видела, и положил ей лапу на шею, обнял как будто. Совсем как люди. Он жалел ее, кот. Я никогда не думала, что коты так умеют — жалеть. Вот тебе и коты. А мы: кот, кот! Сделал дело, гуляй смело…
Со мной ласковы. Меня берегут. Постоянно дают мне понять, что я значу для них.
А что Подпругин?.. Он ревнив — даже при моей изоляции. У него тяжелый характер, с ним трудно. Самоуверен, сварлив, зануден. Любит красивую фразу. Позер. Он похотлив, как античный осел.
И упрям. У него пахнет изо рта, особенно утром.
(Как автор примечаний, личность которого затрагивается здесь самым непосредственным образом, более не чувствую себя в праве продолжать медлить с необходимым комментарием. В архивах Отдела хранится не одна моя характеристика, я выдержал множество переаттестаций и медицинских комиссий, проходил многоуровневое тестирование. Надо ли говорить, что объективный мой портрет, составленный специалистами, радикально не совпадает с крайне субъективным портретом-карикатурой, предложенным Е. В. Ковалевой? Обстоятельства личной заинтересованности (в смысле моей заинтересованности в истине) обязывают меня и в дальнейшем помнить о своевременности комментария и его уместности непосредственно в комментируемом тексте. — Мое примечание.)
[151]
