Я понял, меня испытывают.
— А что, разве надо? — спросил я уклончиво, но уверенно.
— Нет, нет, — смутился полковник в мгновение ока. — Наоборот! Ни в коем случае!.. Нет! Вопрос о ваших возможностях… Только!
— По влечению — никогда, — ответил я честно, — но ради дела — пожалуйста.
Мой ответ им понравился.
Это необычное собеседование завершилось тем же, чем завершается любое себя уважающее собрание, — оргвыводами. Генерал, до сих пор не выдавший ни одним вопросом своей заинтересованности, но все-таки под конец разговора начинающий явственно обнаруживать на лице недвусмысленные признаки улыбки удовлетворения, вдруг попросил полковника М. Л. Бойко объявить, как он доброжелательно выразился, вердикт. Что тот и сделал от лица всего Руководства.
Во-первых, мне предписывалось оформить в официальном порядке развод с женой, дабы больше не вводить никого в заблуждение. «И не мучить женщину,» — добавил некстати от себя полковник. А во-вторых, это главное, мне предлагалась новая область приложения моих интеллектуальных, но еще больше физических усилий.
Шел поиск аналогов исключительному дару Е. В. Ковалевой.
Глава третья
Моя новая тема. — Невероятные слухи и нелепые домыслы. — «Отряд» доброволок, каким он был. — Искусствовед, которую я распознал. — Несколько слов о секретных лабораториях. — Несколько слов о моем рационе, в частности о миногах. — Несколько слов об относительной неэффективности наших экспериментов
Итак, шел активный поиск аналогов исключительного дара Е. В. Ковалевой.
Горжусь, в этой партии мне досталась не последняя скрипка.
Тема меня увлекла.
Одиннадцать месяцев я не знал отдыха.
Меня просят написать об этом отдельную книгу. Вряд ли возьмусь. Еще не решил. Скорее всего, буду упрежден каким-нибудь предприимчивым романистом, что вполне справедливо: материал сам просится в руки — садись и пиши! Но кто бы ни взялся другой за перо, я надеюсь, домысливать ему ничего не придется. Со своей стороны всегда готов рассказать непредубежденному сочинителю такие подробности, какие человеческий мозг не в состоянии сочинить преднамеренно.
Исследования проводились в условиях строжайшей секретности. Рядовые сотрудники Отдела, к ним не причастные, могли о них только догадываться. Очевидным для всех было одно: что-то такое проводится, потому что не может не проводиться. Того требует жизнь.
Давно ли, не имеющий допуска, я сам распалял свое небедное воображение всякого рода догадками? Но ведь оно и понятно: секретность порождает фантазмы.
В этом отношении наша организация не представляла исключения из общего ряда. Так же как и в других режимных учреждениях, когда одни не ведают, чем занимаются другие, во всех подразделениях на низовом уровне шел у нас активный процесс мифотворчества. Поговаривали, например, о каком-то невероятно сплоченном отряде суперагенток, прошедших стажировку в зарубежных пятизвездочных отелях и наученных теперь уже нашими наставниками последовательно добавлять каждая свой оргазм в непрерывно единый всего коллектива. Намекали на таинственную дочку или внучку (или правнучку) некоего члена Политбюро, якобы в многокаскадном экстазе предсказавшую чью-то смерть на охоте… не иначе, Генерального Секретаря, и, как помню сейчас я, поговаривали, от укуса ни много ни мало змеи!.. Но наибольшие кривотолки возбуждала фантастическая установка для искусственного коитуса, будто бы работающая в две смены.
Установка была, но не была фантастической. И большее время простаивала.
Что же до родственников партруководителей, то таковых у нас не было вовсе и быть не могло — если не считать, конечно, двоюродную племянницу одного скромного механизатора из-под Полтавы, выбранного освобожденным секретарем по месту работы. (На каждую испытуемую имелось досье.)
По знакомству никого не устраивали, не тот случай. Отбор был жесток. О первом, негласном туре у меня нет сведений. Число испытанных на бытовом уровне, включая по рекомендациям из женских консультаций, думаю, превосходит четыре тысячи.
Сама же она (я говорю о племяннице механизатора) была пчеловодом. Привозила в Москву мед на рынок, где и была замечена. Очень хорошо ее помню. Надеюсь, и я не забыт.
Так что менее всего наши подопечные походили на суперагенток. От них даже скрывалась конечная цель экспериментов. На определенном этапе отбора с каждой доброволкой проводилось тщательное собеседование, где ей подробнейшим образом разъяснялось, что цель у нас одна, исключительно медицинская — всего лишь описание физиологии сексуальных реакций.
Когда я подключился к работе, «отряд» уже окончательно сформировался. Он состоял из двух групп доброволок, по девять в каждой. Возраст сотрудничающих в исследованиях лежал от 19 до 37 лет. 80 % были москвичками. Усредненный по группам образовательный индекс превосходил средний по стране. Все на данный момент не были замужем, причем восемь участниц исследований ранее состояли в браке, три из них дважды, а одна в свои 29 лет трижды выходила замуж, причем все ее мужья по странному стечению обстоятельств умерли от воспаления легких.
Сексуальный стаж исследуемых варьировался в широких пределах — от полутора до двадцати лет. Рожали одиннадцать, четверо дважды. Данными по абортам не располагаю.
Все, кроме одной, показали, что знакомы с приемами мастурбации.
По роду занятий исследуемых наблюдалось следующее распределение:
студентки……………………………………………………… 5
инженеры…………………………………………………….. 4
работницы производственной сферы………….. 3
нигде не работающие…………………………………… 2
тренер по художественной гимнастике………… 1
продавщица обувного магазина……………………. 1
пчеловод……………………………………………………….. 1
искусствовед…………………………………………………. 1
Последняя (искусствовед) определяла верхний возрастной предел всего «отряда», но, несмотря на малоперспективный возраст, именно ее кандидатура вызывала наибольший интерес у Руководства Программы. Считалось, что некоторые специфические реакции нашего искусствоведа свидетельствуют о зачатках дара, подобного тому, каким обладает Е. В. Ковалева. В декабре 1971 года мне удалось опровергнуть это ошибочное утверждение. Проведя серию эксклюзивных сеансов, я написал докладную, в результате чего после дополнительного обследования данная доброволка была отчислена из группы с диагнозом шизофрения параноидо-галлюцинаторной формы.
В остальном вплоть до марта 1972 года состав обеих групп не менялся.
Все эксперименты проводились в специально оборудованных лабораториях. Первая по значимости, не столько обусловленной техническим оснащением, сколько близостью к начальству, находилась в Главном корпусе, в глубоком подвале, отчего называлась нижней. Другая — пригородная или верхняя — на подмосковной даче, действительно вверх по реке Клязьме, недалеко от усадьбы знаменитого театрального режиссера К. С. Станиславского, настоящая фамилия которого, к слову сказать, Алексеев (что знают немногие). Его отец был промышленником, фабрикантом, обладателем огромного капитала. Третья лаборатория — южная — была в Евпатории.
