Вот и оно. В смысле парадное явление пленнику старого знакомца – «очень умного беса» по имени Рувик. Твою же мать! Он опять за своё! На сей раз бесёнок, явно впечатлённый своим вкладом в минувшую битву, изображал… рыцаря. Как мог изображал, то есть получалось крайне карикатурно. Горделивая осанка, рыцарский плащ. Хм, а плащ, точнее, кусок оного и в самом деле рыцарский. Смародёрничал, отчекрыжив кусок собственного плаща сэра Персиваля. Даже подобие доспеха на нём красовалось. И шлем. Тот, правда, был катастрофически велик и болтался на его рожках, норовя то вперёд съехать, то набок сползти. Вот только это Рувика совершенно не волновало. Он всеми силами изображал «великого сэра Рувика», победителя во множестве битв и борца с чудовищами. Выглядело это своеобразно.
Ну а наш пленник хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Ага, очередное подтверждение того, что рыцари, верные свету, крайне чувствительны к шуткам юмора над собой любимыми. Вот только облик Рувика – это лишь малая часть того, что ему сейчас предстоит испытать. М-да, дурная импровизация «очень умного беса» пришлась вполне в тему. Дураки, точнее шуты, порой очень полезными оказываются. И порой их ужимки дают не только пищу для размышлений, но и прямое руководство к действию. Как сейчас!
– Ну что же вы, сэр Персиваль, так покраснели, глазки выпучили? Неужто не узнаёте своего победителя, доблестного сэра Рувика, – на ходу импровизировал я, подстраиваясь под немного изменившиеся обстоятельства. – Ведь именно он сразил вас на поле боя своим верным оружием, точно направив его прямо в ваш шлем. И по праву победителя забрал ваш плащ… кусок плаща, в качестве трофея.
– А раз так, то сэр Персиваль Трейден является пленником не вашим, князь, и не моим, а сэра Рувика, – подхватила воительница. – Думаю, надо послать вестника к его отцу, барону Трейдену. Договариваться от имени вашего беса о выкупе за пленённого им сына барона.
Пленник обречённо застонал. Ну как же, ведь, по существу, я лишь несколько преувеличивал, но ни в коем случае не врал. Сам же факт прибытия к его отцу переговорщика с предложением выкупить сына, пленённого бесом, этим самым мелким и слабым порождением Инферно… это было бы несмываемым позорищем для всего рода Трейденов. И Персиваль понимал, что в качестве переговорщика будет послан кто-то из независимых гильдий, то есть тех, с кем не захотят портить отношения, казнив посланца.
– Но что, если он не поверит? – закинул удочку я, рассчитывая на определённую реакцию пленника. И он меня не подвёл.
– Никто тебе не поверит, носитель скверны, отрыжка Инферно! – стал бесноваться рыцарь, пытаясь порвать сдерживающие его верёвки. – Кого бы ты ни послал, мой отец и его благородные друзья не поверят, что меня, Персиваля Трейдена, смог победить какой-то бес! Меня, чей род насчитывает тридцать два поколения, чья родословная внесена в летописи и воспета в балладах!
– Помолчи уж, рыцарь, бесом обгаженный, – отмахнулся я от него, словно от докучливой мухи.
Персиваль продолжал буянить, но я не обращал на него внимания. Баллады – это хорошо. Более того, это интересно. Не сами по себе, а в качестве инструмента давления.
– Насчёт баллад это ты правильно сказал, хвалю, – улыбнулся я. – Как тебе, например, такое название: «Грозное оружие сэра Рувика из бесовского племени, могучих паладинов безотказно поражающее»? По мне, так неплохо звучит. Особенно если стихоплёта подходящего найти да золота щедро отсыпать. Как мыслишь, миледи Стелла?
– За золото в красочных виршах воплотят, – подтвердила воительница, мечтательно улыбаясь. – И о надёжном «оружии», что под хвостом у беса до поры притаилось. И о том, как он, героически воспарив над землёй, простёр хвост свой над шлемом сэра Персиваля. И о том, что дальше случилось. Во всех красках.
– И я о том же. Читать будут хоть и не на площадях, ибо за такое чтение на костёр отправиться можно по обвинению в глумлении над рыцарством и над верой в свет всеблагой, но читать будут. Похохатывая то потише, то погромче. Не удивлюсь, если после этого само имя баронов Трейденов станет поводом для искреннего, идущего от души смеха.
– Хватит! – простонал пленник, поняв, что данный сценарий вполне может воплотиться в жизнь. Вы не посмеете! Вам не простят такого. Никогда… Церковь света не забудет.
Последняя ставка. Попытка напугать последствиями, которые действительно могут оказаться крайне неприятными для меня. Он это знает. Я это знаю. Вот только у меня доводов больше, да и более весомые они, как ни крути. Так что додавливаем объект: быстро, жёстко, жестоко, ни на миг не сбавляя нажим.
– А что мне до прощения или непрощения твоей Церкви? Я – князь Инферно, в любой момент могу уйти туда. А уж как посмеются лорды Инферно, если узнают о той шуточке, которую я сыграю с почитателями твоего Бога. Ты ведь знаешь, что у нас, демонов, очень своеобразный юмор? Зна-аешь. Так что род твой будет опозорен, Церковь света получит очень унизительную пощёчину, а ты сам… Не думай, что получится уйти чистеньким. Я тебе этого точно не позволю. Помнишь, я о пытке водой говорил? Так вот, водой ты у меня не отделаешься. Я сюда по очереди приведу всех своих бесов, а они будут, радостно галдя, гадить тебе на голову. Потом, только потом я поручу притащить тебя, всего такого «чистого», на жертвенник и проткну сердце ритуальным кинжалом. Сомневаюсь, что это даже у жрецов владыки света язык повернётся назвать подобное «мученической смертью во славу Его». И знаешь, почему я совестью страдать не буду?
– У демонов её нет!
– Ошибаешься. Просто я хорошо знаю, что вы, «светоносцы», делаете с теми, кого посчитали еретиками и отступниками от веры. Вот и миледи Стелла подтвердит.
Воительница, мрачно улыбаясь, подошла к пленнику и, схватив его за волосы, подняла голову рыцаря, заставив посмотреть себе в глаза. И зрелище это было впечатляющим даже для меня, а уж я-то объектом её ненависти точно не являлся.
– Пытка огнём, пытка водой и землёй… Искупление светом! Я это видела. И мне рассказывали, как это было с теми, кто был мне дорог. Поверь мне, рыцарь, князь Хельги слишком милосерден. Но если он отдаст тебя МНЕ, ты узнаешь, что может показать тебе носитель скверны!
– Я… скажу, – обречённо прошептал пленник. – Но что мне с этого будет?
Стелла, отпустив волосы Персиваля и брезгливо вытерев руки какой-то тряпицей, повернулась в мою сторону, ожидая ответа. Что ж, это хорошо.
– Никаких баллад о «доблестном сэре Рувике», – игнорирую жалобный скулёж беса и продолжаю: – Расскажешь всё, что знаешь, не касаемое секретов собственного рода, тогда и без пыток обойдёмся. Помрёшь быстро, без мучительства. Всё. Клянусь мощью Инферно. А теперь и ты поклянись своим Богом.
Не хотелось рыцарю этого делать, оч-чень не хотелось. Пришлось вновь напомнить ему об альтернативе, отчего Рувик в мечтательном предвкушении закатил глаза и захлопал крыльями, путаясь в «плаще». Зрелище радостного беса окончательно добило Персиваля, и он, скрежеща зубами, таки принёс клятву. Теперь можно и к делу перейти.
– Стелла, разузнай у нашего пленника всё, что может быть важным и нужным. Потом в замок, ко мне, доложишь, что к чему. Если меня не будет, а я собираюсь до гоблинских деревенек прогуляться, то подожди. Да и отдохнуть тебе полезно будет.
