"Вопервых, на такой высоте воздуха уже почти нет, а вовторых, звуковые колебания принудительно гасятся, это одна из ступеней маскировки. Кокон вообще невидим ни в одном диапазоне спектра"
"А радары?…"
"И радары не видят. Когда в сороковых годах здесь, на Земле, начали применять локаторы, нас часто обнаруживали, потом стали ставить дополнительную защиту"
Кокон между тем уже падал, круто заворачивая вниз, облака приближались, сперва лениво, но с каждой секундой все быстрее и быстрее. Ух! Я ныряю в облачный слой, еще несколько секунд и облака расступаются. Под ногами расстилается желтозеленобагряный лесной массив, прорезанный ниточками дорог, невдалеке виднеется серосвинцовая водная гладь Селигер. Я будто падаю без парашюта, только ветер не хлещет в лицо и не рвет одежду. Кокон проваливается в лес и почти мгновенно останавливается, будто воткнувшись в грунт. Кресло подо мной исчезает, по телу пробегает неприятно щекочущая волна, и я обнаруживаю себя стоящим в нелепораскоряченной позе посреди двора, в десяти шагах от знакомого крыльца с врезанным в древнюю бревенчатую стену круглым люком.
- Садись, Рома. Нет, лучше у стены, и возьми вон ту подушку для спины, так тебе будет удобнее. Разговор будет долгий.
Мы сидим на пушистом ковре, розовом, с блуждающими в глубине голубыми, зелеными и желтыми размытыми огоньками. Над головой, как обычно, матовосветящийся белым неярким светом потолок, на стенах развешаны какието штуковины. Необычно, но красиво. Впрочем, мне некогда отвлекаться.
Напротив меня сидит потурецки мама Маша, буквально на расстоянии вытянутой руки, едва не касаясь моих коленей своими. И никакого на этот раз комбинезона. Вот интересно, они вообще никого никогда не стесняются?
- Стесняться можно только уродливого она смеется своим роскошным контральто а я вроде ничем таким не страдаю.
Да, это святая правда.
Она наклоняется ко мне, глядя мне в глаза. В упор. Да, и глаза у нее что надо громадные, густосиние, сияющие, в обрамлении длиннющих густых ресниц. Точьвточь как у моей Ирочки.
Я никак не могу разобраться в ее мыслях и эмоциях они клубятся, роятся. Нет, я всетаки слишком туп для такого дела.
Мои щеки обхватывают горячие ладони, сияющие глаза занимают все поле зрения, и я вдруг ощущаю на своих губах легкий щекочущий поцелуй. Будто перышком. Ну и?
Я наконецто сообразил.
- Мама Маша, вы проверяете, можно ли соблазнить вашего зятя?
Первый раз я вижу ее смущенной.
- Ты прав, Рома, это не очень корректная проверка. Видишь ли, меня посетила запоздалая, но дикая мысль может быть, на месте Иоллы сгодилась бы любая… самка нашего вида? И у тебя просто глубоко спрятанная ксенофилия, которую я не смогла сразу определить?
- Ксено…чего?
- Ксенофилия. Патологическое влечение к самкам чужого разумного вида.
Вот теперь я разъярен.
- А дед Иваныч обвинял меня в зоофилии. Мне шьют новую статью?
- Нуну…
- Никаких нуну. Мне очень жаль, мама Маша, но свой шанс вы упустили. Надо было вам самой врезаться тогда в УАЗик, может, что и получилось бы. А теперь все. Заявляю вам официально, что я испытываю патологическое влечение лишь к однойединственной, как вы выразились, самке вашего вида к вашей дочери. К моей Ирочке. Более того, я собираюсь и буду испытывать к ней патологическое влечение даже после того, как она перестанет быть самкой вашего вида. Может быть, вы легко справлялись с эсэсовцами, но имейте в виду я так просто не сдамся.
Она смеется своим изумительным контральто.
- Да, это будет трудно. Прости меня, дуру, я виновата.
Я медленно остываю, переводя дыхание.
- Должен отметить у вас семейная склонность к странным психологическим экспериментам. Вы ни за что ни про что пытаетесь соблазнить собственного зятя. А ваша дочь имеет привычку хвататься ногами.
Вот теперь она смеется понастоящему, даже голову закинула слегка. И я смеюсь.
- Ладно, забыли… Вы хотели меня видеть зачемто?
Она перестает смеяться.
- Да, Рома, хотела. И называй меня, пожалуйста, на "ты", а то мне все время кажется, что меня много.
- …Биоморфы обладают весьма высокой пластичностью, Рома, и можно придать ей любой вид от высокой тонкой блондинки до могучей негритянки.
- Я уже говорил ей, и вам повторяю я приму ее любой.
- Даа? И горбатой рябой толстухой, рыжей, беззубой и подслеповатой?
- Вы же не сделаете этого, не станете намеренно уродовать свою дочь?
- Разумеется, нет. А тебе я говорю не пренебрегай такой возможностью. Редко кто из ваших здешних мужчин имеет такую возможность, получить в жены свой идеал, не только духовно, но и физически. И я знаю жизнь красота имеет огромное значение, хотя и не решающее. Мне бы хотелось, чтобы ты не просто принял ее, а не отрывал глаз. Так вот, Рома.
Я растерянно молчу. Да, конечно. Но я так привык к ее милому личику, с острым подбородком, маленькими розовыми губками и искристыми глазами на поллица, что даже не представляю ее иной.
- Я не знаю, мама Маша. Я правда не знаю.
Она тяжко вздохнула.
- Ладно, беру командование на себя. На, глотай не жуя.
Опять шарик от подшипника. И пилюли у них не как у людей…
- Не отвлекайся. Смотри мне в глаза…
…
Зеленые, желтые, красные пятна переплетаются под веками, словно танцуют какойто исполненный тайного смысла ритуальный танец. Яркий солнечный свет пронизывает мою голову насквозь, как стеклянный аквариум, собираясь внутри в упругий, пушистый, теплый шар. Шар перемещается в моей голове похозяйски уверенно, как громадная капля ртути.
Ярчайшая вспышка света! Я лечу, широко раскинув крылья нет, не руки, а именно крылья над незнакомой и одновременно знакомой местностью. Светило уже скрылось за горизонтом. Синий лес остывает, я вижу это. Невдалеке возвышается изящная причудливая башня я лечу к ней, домой. В руках и ногах у меня длинный оранжевый плод, чтото вроде огромной дыни я еле удерживаю его четырьмя конечностями. Я даже знаю, как он называется, только выговорить не могу. Мне тяжело, я еще маленькая, и внутренние грудные мышцы уже дрожат от усталости. Надо лететь быстрее!…
…Яркая вспышка! Я стремительно скольжу крутыми зигзагами в восходящих потоках, ловко уворачиваясь от преследователя с необыкновенными темнофиолетовыми глазами. Местное светило (я знаю его название) кружится вместе с нами, принимая активное участие в нашей игре. Я загадываю: если вот сейчас поймает выйду за него замуж еще до выпуска. Постойка, а зачем, собственно, я так стремительно лечу?…
…Яркая вспышка! Мой недавний преследователь, одетый в радужный серебристый комбинезон, держит меня за руки и за ноги крепкокрепко, и мы кружимся, кружимся в воздухе, в свадебном танце. На мне тоже комбинезон, только еще более радужно переливающийся, прозрачный. Мелькают смеющиеся лица, воздушный хоровод неистово несется вокруг нас. Какое счастье!…
