Когда все девочки убегают наверх в мою комнату делать грязевые маски, которые я подготовила, я хватаю Китти за локоть.
– Тебе весело? – спрашиваю я.
Она кивает и пытается убежать, но я строго на нее смотрю.
– Слово сестры?
Китти колеблется.
– Шанайя стала дружить с Софи, – признается Китти, будто вот-вот расплачется. – Теперь Софи – ее лучшая подруга, а не я. Ты видела, они сделали одинаковый маникюр? Они меня даже не спросили, хочу ли я такой же.
– Не думаю, что они специально оставили тебя в стороне, – успокаиваю я ее.
Она пожимает своими худенькими плечами.
Я обнимаю ее одной рукой, и она просто стоит, напрягшись, поэтому я кладу ее голову себе на плечо.
– С лучшими подругами бывает тяжело. Вы обе растете и меняетесь, и сложно расти и меняться с одинаковой скоростью.
Китти поднимает голову, но я кладу ее обратно себе на плечо.
– С тобой и Женевьевой тоже так случилось? – спрашивает она.
– Если честно, я сама не знаю, что случилось у нас с Женевьевой. Она переехала, и мы все равно дружили, а потом перестали. – С запозданием я понимаю, что это не самые утешительные слова для девочки, которая чувствует, что ее бросили подруги. – Но я уверена, что с тобой такого не произойдет.
Китти обреченно вздыхает.
– Почему все не может оставаться так, как было раньше?
– Если бы ничего не менялось, ты бы никогда не выросла. Тебе бы навсегда осталось девять, и никогда не исполнилось десять.
Она вытирает нос тыльной стороной ладони.
– Я бы не возражала.
– Тогда ты бы не смогла водить машину, поступить в колледж, купить дом и взять на воспитание кучу собак. Я знаю, что ты все это хочешь. В тебе дух приключений, а маленький возраст ему мешает, ведь нужно спрашивать разрешения у взрослых. Когда ты вырастешь, ты сможешь делать все, что захочешь, и ни у кого не надо будет спрашивать разрешения.
– Да, это точно, – соглашается Китти, вздыхая.
Я отодвигаю волосы с ее лба.
– Хочешь, я включу вам фильм?
– Ужастик?
– Конечно.
Она оживляется и моментально переключается в деловой режим, как настоящая бизнес-леди.
– Только чтобы шестнадцать с плюсом, никакой детской ерунды!
– Хорошо, но, если вам станет страшно, я не пущу вас спать к себе в комнату. В прошлый раз я из-за вас всю ночь уснуть не могла. А если чьи-то родители будут жаловаться, я им скажу, что вы взяли фильм без моего разрешения.
– Без проблем.
Я смотрю, как она несется вверх по ступеням. Какой бы невыносимой ни была Китти, я люблю ее такой, какая она есть. Я бы тоже не возражала, если бы она навсегда осталась девятилетней. У Китти еще так мало проблем, что они могут уместиться у меня на ладони. Мне нравится, что она до сих пор от меня зависит. Ее заботы и потребности заставляют меня забыть свои собственные. Мне нравится, что я нужна ей, что я несу за кого-то ответственность. Расставание с Питером – это не так важно, как десятилетие Кэтрин Сонг Кави. Она росла как сорняк, без матери, только с отцом и двумя сестрами. Это настоящий подвиг. Она уникальна.
Но ей десять лет, ничего себе! Десять – это уже не маленькая девочка. Это ровно посередине. Она становится взрослее, перерастает свои игрушки, свой набор для творчества… от этой мысли мне становится немного печально. Взросление – горькая радость.
Мой телефон жужжит. Это жалостливое сообщение от папы.
Вниз спускаться безопасно? Я хочу пить.
Горизонт чист.
Вас понял.
47
Следить за Женевьевой – на удивление знакомое чувство. В памяти всплывают незначительные детали. Это головокружительное сочетание того, что я о ней знала, с тем, чего не знала. Она подъезжает к окошку для автомобилистов в закусочной «Вендис», и я не глядя могу сказать, что у нее в пакете. Маленький молочный коктейль, маленькая картошка, чтобы макать в него, и шесть куриных наггетсов, тоже чтобы макать.
Мы с Джоном какое-то время ездим за Женевьевой по городу, но, потеряв ее на светофоре, решаем поехать в Бельвью. Мне нужно на встречу по планированию военной вечеринки. До нее осталось всего несколько дней, так что мы все удваиваем усилия, чтобы успеть подготовиться. Бельвью стал моим утешением, моим безопасным местом. Отчасти потому, что Женевьева о нем не знает и не сможет меня осалить, а также потому, что это единственное место, где я не наткнусь на них с Питером, которые вольны делать все, что им захочется, теперь, когда Питер снова свободен.
Во время нашего собрания начинается снег. Мы толпимся у окна, чтобы посмотреть. Качая головами, все повторяют: «Снег в апреле! Невероятно!», а потом мы возвращаемся к работе над декорациями для военной вечеринки. Джон помогает с баннером.
К тому времени, как мы заканчиваем, выпадает уже несколько сантиметров снега, и сверху он покрывается корочкой льда.
– Джонни, нельзя садиться за руль в такую погоду. Я тебе запрещаю! – волнуется Сторми.
– Бабуль, да все будет нормально, – отвечает он. – Я хорошо вожу.
Сторми резко шлепает его по руке.
– Я же просила не называть меня бабулей! Просто Сторми. И я говорю «нет»! Только через мой труп. Вы оба переночуете сегодня в Бельвью. На дорогах слишком опасно. – Она бросает на меня строгий взгляд. – Лара Джин, сейчас же позвонишь отцу и скажешь, что я запрещаю тебе выходить в такую погоду.
– Он может за нами заехать, – предлагаю я.
– Чтобы этот бедный вдовец по пути сюда попал в аварию? Нет. Я этого не позволю. Дай мне свой телефон. Я сама ему позвоню.
– Но… мне завтра в школу, – возражаю я.
– Все занятия отменили, – отвечает Сторми с улыбкой. – Только что передали по телевизору.
– Но у меня нет с собой никаких вещей! – протестую я. – Ни зубной щетки, ни пижамы, ничего!
Она обнимает меня одной рукой.
– Расслабься и позволь Сторми обо всем позаботиться. Не забивай ерундой свою маленькую красивую головку.
Вот как вышло так, что мы с Джоном Амброузом Маклареном вместе проводим ночь в доме престарелых.
Метель в апреле – это волшебство. Даже если дело в перемене климата. В саду, который видно из окна гостиной Сторми, уже начали расцветать розовые бутончики, и снег их все запорошил, подобно тому, как Китти посыпает блинчики сахарной пудрой: быстро и много.
Мы играем в шашки в гостиной Сторми, из тех огромных шашек, которые можно купить в «Крекер Баррел». Джон дважды меня обыграл и все спрашивает, не поддаюсь ли я. Я молчу, но ответ – нет, он просто играет лучше меня. Сторми приносит нам по коктейлю «Пинья колада», который она смешала в блендере, с «лишь капелькой рома, чтобы согреться», и разогревает в микроволновке пирог со шпинатом, к которому мы даже не притрагиваемся. Из стерео играет Бинг Кросби. К половине десятого Сторми начинает зевать и говорит, что скоро ей нужно ложиться спать, чтобы оставаться красивой. Мы с Джоном переглядываемся – еще слишком рано. Я не помню, когда в последний раз ложилась раньше полуночи.
