– У тебя был целый глобальный план, – повторяю я.
Джон кивает.
– В общем, я собрал кучу веток и цветов, чтобы составить из них слово «Танцы?» у тебя под окном. Я уже наполовину закончил, когда твой отец вернулся домой, и он решил, что я из тех, кто чистит чужие дворы, чтобы немного подзаработать. Он дал мне десять баксов. Я не выдержал и ушел домой.
Я смеюсь.
– Я… поверить не могу, что ты это сделал.
Неужели это почти со мной случилось? Я почти узнала, что чувствуешь, когда парень делает для тебя нечто подобное. За всю историю моих писем, моих влюбленностей ни разу я не нравилась тому же парню, который нравился мне. Я была одна, томилась от любви, и все было нормально, так было безопаснее. Но это что-то новое. Или старое. Старое и новое, потому что я слышу об этом впервые.
– Самое большое сожаление восьмого класса, – вздыхает Джон, и тогда я вспоминаю, как Питер однажды сказал, что больше всего Джон сожалеет о том, что не позвал меня на танцы. Я тогда обрадовалась, услышав это, но Питер тут же пошел на попятную и сказал, что пошутил.
И вот подъезжает школьный автобус.
– Шоу начинается! – говорю я.
У меня кружится голова, пока мы смотрим, как игроки выходят из автобуса. Я вижу Гейба, Деррела, но не Питера. Вот уже вышел последний человек, а Питера так и нет.
– Странно…
– Может, он поехал на своей машине? – спрашивает Джон.
Я качаю головой.
– Он так никогда не делает.
Я вытаскиваю телефон из сумки и пишу ему.
Где ты?
Нет ответа. Что-то не так. Я знаю. Питер никогда не пропускает игру. Он играл, даже когда болел гриппом.
– Я сейчас вернусь, – говорю я Джону, выпрыгиваю из машины и бегу к полю.
Ребята разминаются. Я нахожу Гейба на боковой линии, он зашнуровывает бутсы.
– Гейб! – кричу я.
Он смотрит на меня, удивленный.
– Лардж? Привет!
Задыхаясь, я спрашиваю его:
– Где Питер?
– Не знаю, – отвечает он, почесывая затылок. – Он сказал тренеру, что у него семейные проблемы. Должно быть, так оно и есть. Кавински не пропустил бы игру, не будь это что-то важное.
Я уже бегу обратно к машине. Как только я сажусь, я выдыхаю:
– Отвезешь меня к дому Питера? – выдыхаю я, захлопывая дверцу.
Сначала я вижу ее машину. Она припаркована на улице напротив его дома. А потом я вижу их двоих, они стоят на улице у всех на виду. Его руки обвились вокруг нее, она навалилась на него, как будто не может стоять на ногах. Лицом она зарылась ему в грудь. Он что-то говорит ей на ухо, нежно гладя ее по волосам.
Все это происходит за долю секунды, но такое чувство, что время замедляется, как будто я двигаюсь под водой. Кажется, я перестаю дышать. Голова кружится, перед глазами все расплывается. Сколько раз я уже видела, как они вот так стоят? Столько, что не сосчитать.
– Езжай дальше, – с трудом говорю я Джону, и он слушается.
Он проезжает мимо дома Питера, они даже не поднимают головы. Слава богу, что они нас не видели.
– Можешь отвезти меня домой? – прошу я.
Я даже смотреть не могу на Джона. Мне не нравится, что он тоже это видел.
– Может, это не… – начинает Джон, но потом останавливается. – Они просто обнимались, Лара Джин.
– Я знаю.
Что бы то ни было, он пропустил игру ради нее.
Мы почти подъезжаем к моему дому, когда Джон наконец-то спрашивает:
– Что ты будешь делать?
Я думала об этом всю дорогу.
– Попрошу Питера зайти сегодня, а потом выведу его из игры.
– Ты все еще играешь? – спрашивает он удивленно.
Я смотрю в окно на так хорошо знакомые места.
– Конечно. Я уберу его, а потом уберу Женевьеву, и я выиграю.
– Почему ты так сильно хочешь выиграть? – спрашивает он. – Все дело в награде?
Я ему не отвечаю. Если я открою рот, я расплачусь.
Мы подъезжаем к дому. Я бормочу:
– Спасибо, что подвез. – И выхожу из машины прежде, чем Джон успевает ответить.
Я бегу домой, срываю ботинки и бегу наверх в свою комнату, где падаю на кровать и смотрю в потолок. Много лет назад я обклеила его светящимися в темноте звездами, но они все уже отвалились, кроме одной, которая держится крепко, как сталактит.
«Звезда моя, звезда небес, сверкающая ярче молний, увидев свет твой, я прошу мое желание исполнить». Я желаю не плакать.
Я пишу Питеру:
Заходи, когда закончишь тусоваться с Женевьевой.
Он отвечает:
О'кей.
Просто «о'кей». Ничего не отрицая, не оправдываясь и не объясняя. Все это время я его защищала. Я доверяла Питеру и не доверяла собственной интуиции. Почему я шла на уступки, делая вид, что меня устраивает то, что на самом деле меня не устраивает? Только чтобы удержать его?
В контракте мы обещали всегда говорить друг другу правду. Мы договорились не разбивать друг другу сердце. Так что, полагаю, Питер нарушил сразу два пункта.
41
Мы с Питером сидим у меня на крыльце. Я слышу, как в гостиной работает телевизор: Китти смотрит фильм. Между нами воцаряется нескончаемо долгая тишина, слышен лишь стрекот сверчков.
Он заговаривает первым:
– Все не так, как ты думаешь, Лара Джин. Правда, не так.
Я отвечаю не сразу, пытаясь собраться с мыслями, нанизать их на ниточку, выстроить в логическую цепочку.
– Пока тебя не было в моей жизни, я была счастлива просто сидеть дома с папой и сестрами. Мне было уютно. А потом мы стали проводить время вместе, и это было… ты будто вытащил меня в реальный мир. – От этих слов его взгляд смягчается. – Сначала было страшно, но потом мне это понравилось. Часть меня хочет всегда быть рядом с тобой. Я бы запросто смогла так жить. Смогла бы любить тебя вечно.
Он пытается скрыть волнение.
– Тогда в чем проблема?
– Я не могу. – Мой голос дрожит, я вздыхаю. – Я видела вас вдвоем. Ты обнимал ее, она была в твоих руках. Я все видела.
– Если бы ты видела все, то ты бы знала, что все совсем не так, как ты думаешь, – начинает он, а я просто смотрю на него, и его лицо вытягивается. – Да брось! Не смотри на меня так.
– Я ничего не могу с собой поделать. Сейчас я могу смотреть на тебя только так.
– Сегодня я был нужен Джен, поэтому остался ее поддержать. Только как друг.
