36
Правила гласят: твой дом – безопасная зона. Школа тоже безопасная зона, но не парковка. Как только выйдешь за дверь, ты становишься мишенью. Ты выбываешь, если до тебя дотронулись двумя руками.
Если ты отказываешься выполнить желание, то поплатишься жизнью. Это последнее условие придумывает Женевьева, и у меня мурашки идут по телу. Тревор Пайк вздрагивает и говорит:
– Девчонки ужасны.
– Нет, это девчонки в их семье ужасны, – говорит Питер, показывая на Крис и Женевьеву.
Они обе улыбаются, и в их улыбках я вижу семейное сходство. Глядя на меня искоса, Питер с надеждой говорит:
– А вот ты не ужасная. Ты милая, да?
Вдруг я вспоминаю кое-что, что мне говорила Сторми. Не позволяй им быть слишком в тебе уверенными. Питер уверен во мне безоговорочно. Настолько сильно, насколько это возможно.
– Я тоже могу быть ужасной, – угрожающе шепчу я, и он бледнеет, а я обращаюсь ко всем остальным: – Давайте просто поразвлечемся.
– О, это будет круто! – уверяет меня Джон.
Парень надевает на голову кепку «Ориолс» и опускает козырек.
– Игра начинается, – он ловит мой взгляд. – Если ты думала, что я хорош в Модели ООН, подожди, пока увидишь мои навыки в выслеживании цели номер один.
Я иду со всеми до их машин и слышу, как Питер предлагает Женевьеве ехать с Крис, от чего они обе отказываются.
– Разбирайтесь сами, – не выдерживает Питер. – Я хочу побыть со своей девушкой.
Женевьева закатывает глаза, а Крис стонет.
– Уф. Ладно… Залезай, – говорит она Женевьеве.
Когда машина Крис отъезжает с дорожки, Джон спрашивает Питера:
– Кто твоя девушка?
Сердце мое уходит в пятки.
– Кави. – Питер смотрит на него весело. – Ты не знал? Странно.
Теперь они оба смотрят на меня. Питер озадачен, но Джон все понимает, что бы это «все» ни значило.
Надо было ему сразу сказать. Почему я не сказала?
Вскоре все уезжают, кроме Питера.
– Так что, мы поговорим об этом? – спрашивает он, следуя за мной на кухню.
Я тащу мешок с мусором со всеми обертками от мороженого и пакетами из-под сока и отказываюсь, когда он предлагает помочь мне его донести. Я чуть не падаю, когда пытаюсь спустить мешок с лестницы, но мне все равно.
– Конечно, давай поговорим. – Я разворачиваюсь и подхожу к нему, мешок с мусором раскачивается у меня в руке, и Питер встревоженно поднимает руку. – Зачем ты привел сюда Женевьеву?
Он корчит гримасу.
– Блин, Кави, прости.
– Вы были вместе? Поэтому ты не пришел раньше, чтобы помочь мне подготовиться?
Питер колеблется.
– Да, я был с ней. Она позвонила мне в слезах, и я приехал к ней, и не мог просто взять и уйти один… потому и привел ее.
В слезах? Я никогда не видела, чтобы Джен плакала. Она не плакала, даже когда умерла ее кошка, Королева Елизавета. Наверняка она притворялась, чтобы заставить Питера остаться.
– Ты не мог просто от нее отделаться?
– Нет, – отвечает он. – На нее сейчас много дерьма навалилось. Я просто пытаюсь ее поддержать. Как друг. Не больше.
– Боже, умеет же она тобой крутить, Питер!
– Все не так.
– Всегда так. Она дергает за ниточки, и ты просто…
Я болтаю руками и головой, изображая марионетку. Питер хмурится.
– Почему ты такая злая?
– Потому что ты меня разозлил. Так что берегись.
– Но ты ведь не злая. Обычно.
– Неужели ты не можешь просто сказать мне, в чем дело? Ты же знаешь, что я никому не расскажу. Я действительно хочу все понять, Питер.
– Потому что я не вправе говорить об этом. Не пытайся заставить меня рассказать тебе, потому что я не могу.
– Она же просто тобой манипулирует. Это ведь очевидно.
Я слышу ревность в своем голосе и ненавижу себя за это. Я не такая.
Питер вздыхает.
– Между нами ничего нет. Ей просто нужен друг.
– У нее много друзей.
– Ей нужен старый друг.
Я качаю головой. Он не понимает. Девушки видят друг друга насквозь, парни никогда этого не поймут. Именно поэтому я знаю, что это лишь очередная из ее уловок. Заявиться сегодня ко мне домой было еще одним способом доказать свое превосходство.
– Кстати, о старых друзьях, – продолжает Питер. – Я не думал, что вы с Маклареном такие приятели.
Я краснею.
– Я же говорила, что мы переписываемся.
Парень поднимает брови.
– Вы переписываетесь, а он даже не знает, что мы встречаемся?
– Мы просто не говорили на эту тему.
Погодите! Это я должна на него злиться, а не наоборот. Каким-то образом весь разговор перевернулся, и теперь мне приходится оправдываться.
– В тот день, когда ты пару месяцев назад ходила на Модель ООН, я спросил тебя, видела ли ты Макларена, и ты сказала, что нет. Но сегодня он упоминал Модель ООН, и ты определенно его там видела. Разве не так?
Я сглатываю.
– Когда ты превратился в прокурора? Боже! Я видела его там, но мы даже не разговаривали. Я просто передала ему записку…
– Записку? Ты передала ему записку?
– Не от себя. От другой страны, для ООН.
Питер открывает рот, чтобы задать новый вопрос, и я быстро добавляю:
– Я об этом не упоминала, потому что это вообще не имело значения.
Скептически он говорит:
– Ты хочешь, чтобы я был с тобой честен, но сама не хочешь быть со мной честной?
– Все было не так! – кричу я.
Что здесь вообще происходит? Как наша ссора так быстро стала такой большой?
В какой-то момент никто из нас ничего не говорит. Потом Питер спокойно спрашивает:
– Ты хочешь расстаться?
Расстаться?
– Нет. – Внезапно меня начинает трясти, я вот-вот готова заплакать. – А ты?
– Нет!
– Но ты сам спросил!
– Ну и все. Никто из нас не хочет расставаться, значит, мы просто забудем об этом.
Питер опускается на кухонный стул и кладет голову на стол. Я сажусь напротив него. Он кажется таким далеким. У меня чешутся руки, чтобы дотянуться и потрогать его волосы, погладить их, чтобы эта ссора закончилась, осталась в зеркале заднего вида.
Он поднимает голову и смотрит на меня большими грустными глазами.
