Следующая очередь Крис. Она вытаскивает кольцо с небольшой жемчужиной по центру. Оно принадлежало Элли: подарок на причастие от ее тети. Она любила это кольцо. Надо будет отправить ей его по почте. Тревор достает собственное сокровище, бейсбольную карточку с автографом. Женевьева вытаскивает вклад Крис – конверт с двадцатидолларовой купюрой.
– Да! – ликует Крис. – Я была маленьким гением!
Мы хлопаем друг друга по ладони.
– А у тебя что было, Джен? – спрашивает Тревор.
Та пожимает плечами.
– Наверное, я в эту капсулу ничего не клала.
– Клала, – возражаю я, стряхивая с пальцев оранжевые крошки от кукурузных палочек. – Ты была там с нами.
Я помню, как она все не могла решить, положить их с Питером фотографию или розу, которую он подарил ей на день рождения. Я не помню, что она выбрала.
– Да, но там ничего нет, значит, я не клала. Неважно.
Я смотрю в капсулу, чтобы убедиться. Она пустая.
– Помните, как мы играли в киллеров? – говорит Тревор, выжимая последнюю каплю сока из своего пакетика.
О, я обожала эту игру! Это была усовершенствованная версия салочек: каждый тянул имя из шляпы и должен был осалить того, чье имя ему досталось. Как только ты выводил из игры выпавшую тебе жертву, нужно было переключиться на того, чье имя было у осаленного. Приходилось много прятаться и подкрадываться. Игра могла длиться несколько дней.
– Я была Черной Вдовой, – говорит Женевьева, встряхивая плечами перед Питером. – Я выигрывала чаще всех.
– Да брось, – усмехается Питер. – Я много выигрывал.
– Я тоже, – возмущается Крис.
Тревор показывает на меня.
– Лил Джи, тебе игра давалась хуже всех. Думаю, ты ни разу не выигрывала.
Я корчу гримасу. Лил Джи. Я забыла, что он меня так называл. И он прав: я никогда не выигрывала. Ни разу. Единственный раз, когда я была близко, Крис осалила меня во время соревнований Китти по плаванию. Я думала, что я в безопасности, потому что был уже поздний вечер. Я была так близка к победе, что уже чувствовала ее на вкус.
Мы с Крис встречаемся взглядами, и я знаю, что она тоже это вспоминает. Она мне подмигивает, а я делаю кислое лицо.
– Просто у Лары Джин нет убийственного инстинкта, – говорит Женевьева, рассматривая свои ногти.
– Не всем быть Черными Вдовами, – парирую я.
– Это точно, – отвечает она, и я стискиваю зубы.
Джон говорит Питеру:
– Помнишь, как однажды мне выпало твое имя, и утром перед уроками я спрятался за машиной твоего отца, но вышел не ты, а мистер Кавински. Я его напугал, и мы с ним оба заорали.
– Потом мы все выбыли, когда Тревор ворвался в магазин моей матери в лыжной маске, – гогочет Питер.
Все смеются, кроме меня. Я все еще страдаю из-за подкола Женевьевы насчет убийственного инстинкта.
Тревор так сильно ржет, что едва может говорить.
– Она чуть полицию не вызвала! – с трудом произносит он.
Питер бьет меня в носок кроссовки.
– Нужно сыграть как-нибудь.
Он пытается вернуть мое расположение, но я не готова ему позволить, поэтому я лишь едва заметно пожимаю плечами. Я бы хотела на него не злиться, потому что я была бы не против сыграть снова. Я хочу доказать, что у меня тоже есть убийственный инстинкт, что я не какой-то киллер-неудачник.
– Давайте сыграем! – предлагает Джон. – Как в старые добрые времена. – Он ловит мой взгляд. – Твой последний шанс, Лара Джин.
Я улыбаюсь.
Крис поднимает бровь.
– А что получит победитель?
– Не знаю… ничего, – отвечаю я. – Сыграем ради интереса.
Тревор корчит гримасу.
– Должна быть награда, – говорит Женевьева. – Иначе в чем смысл?
Я быстро думаю. Что может быть хорошим призом?
– Билеты в кино? Какие-нибудь вкусности на выбор победителя? – выпаливаю я. Однако все молчат.
– Можем все вложить по двадцатке, – предлагает Джон.
Я смотрю на него благодарно, и он улыбается.
– Деньги – это скучно, – вздыхает Женевьева, потягиваясь, как кошка.
Я закатываю глаза. Кто вообще спрашивал ее мнение? Я даже не просила ее сюда приходить.
Тревор говорит:
– А что, если победителю каждый день в течение недели должны будут приносить завтрак в постель? Например, в понедельник – блинчики, во вторник – омлет, в среду – вафли, и так далее. Нас шестеро, так что…
Женевьеву передергивает:
– Я по утрам не завтракаю.
Все стонут.
– Может, предложишь что-нибудь, вместо того чтобы отвергать все варианты? – злится Питер, и я прячу лицо за косой, чтобы никто не видел, как я улыбаюсь.
– Ладно. – Женевьева какое-то время думает, а потом ее лицо озаряется улыбкой.
Это взгляд «гениальной идеи», и он меня пугает. Медленно, театрально она говорит:
– Победитель получает желание.
– От кого? – спрашивает Тревор. – От каждого?
– От любого из игроков.
– Погодите, – встревает Питер. – Что именно это будет означать?
Женевьева выглядит очень довольной собой.
– Одно желание, и ты обязан его исполнить. – Она похожа на злую королеву.
Глаза Крис вспыхивают, и она говорит:
– Что угодно?
– В пределах разумного, – спешу добавить я.
Это совсем не то, что я имела в виду, но народ хотя бы захотел играть.
– «Разумное» – понятие относительное, – заявляет Джон.
– Грубо говоря, Джен не может заставить Питера заняться с ней сексом в последний раз, – говорит Крис. – Все ведь тоже об этом подумали, да?
Я деревенею. Я подумала не об этом, совершенно. Но теперь думаю.
Тревор разражается смехом, а Питер его пихает. Женевьева встряхивает головой.
– Ты отвратительна, Крисси.
– Я просто сказала то, о чем все думали!
Дальше я едва слушаю. Я думаю лишь о том, что хочу сыграть в эту игру и хочу победить. Хоть раз я хочу в чем-то обойти Женевьеву.
У меня есть только ручка и нет бумаги, поэтому Джон разрывает коробку из-под мороженого, и мы по очереди пишем свои имена на обрывках картона. Потом все кладут картонки в пустую капсулу времени, и я ее трясу. Мы передаем ее по кругу, я оказываюсь последней. Я достаю обрывок картона, прижимаю его к груди и заглядываю.
ДЖОН.
Что ж, это все усложняет. Я бросаю на него взгляд. Он осторожно засовывает свой обрывок картона в карман джинсов. Прости, друг (по переписке), но тебе конец. Я быстро оглядываю всех, гадая, у кого может быть мое имя, но все делают покерные лица.
