– Не поцелуешь своего мужчину? Меня только что выпустили из тюрьмы.
– Питер! Это не смешно! Тебя отстранили?
– Не-е, – ухмыляется он. – Я заговорил им зубы. Директор Локлэн любит меня. Хотя могли и выгнать, будь на моем месте кто-то другой…
Ох, Питер!
– Вот только не надо передо мной сейчас хвастаться.
– Когда я вышел из кабинета Локлэна, меня поджидали девчонки из младших классов и приветствовали бурными овациями. Они кричали: «Кавински, ты такой романтик!» – Питер изображает ликование, а я смотрю укоризненно. Он притягивает меня к себе. – Эй, они знают, что я занят. Есть только одна девушка, которую я хочу видеть в бикини амишей.
Я смеюсь, не в силах противостоять его чарам. Питер любит внимание, и я не хочу быть очередной обожательницей, которая во всем ему потакает, но сопротивляться ему порой бесполезно. К тому же это действительно было романтично.
Он целует меня в щеку, прижимаясь носом к моему лицу.
– Я же говорил, что все улажу, Кави.
– Да, – признаю я, гладя его по волосам.
– И что, я хорошо справился?
– Отлично!
Это все, что Питеру нужно для счастья: услышать, какой он молодец. Всю дорогу домой он улыбается, но мне так и не удается избавиться от тревожных мыслей.
Я не хочу идти на вечеринку, которую устраивает команда по лакроссу, хоть и собиралась пойти сегодня с Питером. Я говорю ему, что мне нужно подготовиться к завтрашней встрече с Джанетт, но мы оба знаем, что дело не только в этом. Питер мог подловить меня, напомнить, что мы обещали всегда говорить друг другу правду, но он этого не делает. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что сейчас мне нужно зарыться в свою маленькую хоббитскую нору, а, когда я буду готова, я снова вылезу, и со мной все будет хорошо.
В тот вечер я пеку пряное сахарное печенье с корицей и яичной глазурью, такое нежное, будто оно обнимает твой рот. Выпечка меня успокаивает, стабилизирует. Я пеку, когда не хочу думать ни о чем тяжелом. Это занятие не требует особых усилий: ты просто следуешь указаниям, а в итоге создаешь что-то новое. Из ингредиентов получается десерт. Настоящая магия! Пуф – и вкуснотища!
После полуночи я ставлю печенье на охлаждающую решетку, надеваю пижаму с котятами и залезаю в постель с книгой, когда слышу стук в окно. Я думаю, что это Крис, и встаю проверить, не заперто ли оно, но нет – это Питер! Я открываю окно.
– Господи, Питер! Что ты здесь делаешь? – шепчу я, мое сердце стучит. – Мой папа дома!
Питер залезает в спальню. На нем темно-синяя шапка и толстовка с дутым жилетом. Снимая шапку, он улыбается и тоже шепчет:
– Тсс! Ты его разбудишь.
Я подбегаю к двери и запираю ее.
– Питер! Тебе нельзя здесь находиться!
Я в одинаковой степени паникую и взволнована. Ни один парень еще не заходил в мою комнату, не считая Джоша, и это было сто лет назад.
Питер уже снимает ботинки.
– Просто позволь мне остаться на несколько минут.
Я скрещиваю руки, потому что на мне нет лифчика, и говорю:
– Если ты останешься на несколько минут, то зачем снимать ботинки?
Он уклоняется от ответа и плюхается на мою кровать:
– Эй, а почему ты не в бикини амишей? Оно было таким сексуальным.
Я поднимаю руку, чтобы ударить его по голове, но Питер берет меня за талию и прижимает к себе. Он утыкается головой мне в живот, как маленький мальчик, и гудит приглушенным голосом:
– Прости, что втянул тебя во все это.
Я прикасаюсь к его волосам, они мягкие и шелковистые под моими пальцами.
– Все нормально, Питер. Я знаю, что ты не виноват. – Я бросаю взгляд на свой винтажный будильник. – Можешь остаться на пятнадцать минут, но потом тебе придется уйти.
Питер кивает и выпускает меня. Я сажусь на кровать рядом с ним и кладу голову ему на плечо. Надеюсь, минуты будут тянуться медленно.
– Как прошла вечеринка?
– Без тебя было скучно.
– Обманщик.
Он непринужденно смеется.
– Что ты сегодня испекла?
– Откуда ты знаешь, что я пекла?
Питер меня нюхает.
– Ты пахнешь маслом и сахаром.
– Пряное сахарное печенье с яичной глазурью.
– Угостишь меня на дорожку?
Я киваю, и мы садимся, прислонившись к стене. Он обнимает меня рукой, уверенно и заботливо.
– Осталось двенадцать минут, – говорю я ему в плечо и скорее чувствую, чем вижу, как он улыбается.
– Тогда не будем тратить их даром.
Мы начинаем целоваться. Я никогда раньше не целовалась с парнем в своей постели. Это что-то новое. Моя кровать никогда уже не будет такой, как прежде. Между поцелуями Питер говорит:
– Сколько времени у меня осталось?
Я бросаю взгляд на часы.
– Семь минут.
Может, накинуть сверху еще пять?
– Тогда давай ляжем, – предлагает он.
– Питер! – Я толкаю его в плечо.
– Я просто хочу немного подержать тебя в своих объятиях. Если бы я рассчитывал на что-то большее, семи минут было бы мало, уж поверь.
И мы ложимся. Я спиной прижимаюсь к его груди, он сворачивается вокруг меня, его руки накрывают мои. Подбородком он прижимается к углублению между моей шеей и плечом. Из всего, что мы делали, это мне особенно нравится. Нравится настолько, что приходится напоминать себе следить за тем, чтобы мы не заснули. Я хочу закрыть глаза, но усилием воли держу их на часах.
– Обниматься так хорошо, – вздыхает он, и лучше бы он молчал, потому что я сразу думаю о том, сколько раз он так же лежал с Женевьевой.
Когда пятнадцать минут истекают, я так быстро сажусь, что Питер подскакивает. Я хлопаю его по плечу.
– Ну все, тебе пора!
– Да брось, Кави! – Он надувает губы.
Я непоколебимо качаю головой.
Если б ты не заставил меня думать о Женевьеве, я бы дала тебе еще пять минут.
Выпроводив Питера с пакетом печенья, я возвращаюсь в постель, закрываю глаза и представляю, что его руки все еще обнимают меня, и с этой мыслью я засыпаю.
11
На следующий день, вооружившись блокнотом и ручкой, я отправляюсь в Бельвью на встречу с Джанетт.
– У меня есть идея кружка рукоделия. «Скрапбукинг для пенсионеров», – Джанетт кивает, и я продолжаю. – Я могу учить ваших постояльцев составлять творческие альбомы, мы будем рассматривать их старые фотографии и памятные вещицы, слушать их истории.