– Встретимся у дороги, – сказал он и пошел прочь, ничего больше не объяснив.
Сорок вторая глава
Когда несколько минут спустя я пришла на бейсбольное поле, стоячие места для зрителей уже были полностью забиты упакованными в красное болельщиками из Хилл-парка, многих из которых я узнала даже с большого расстояния. Они сформировали единую волнообразно двигающуюся массу красного, из середины которой вздымалась голова дракона. Его чешуя блестела на солнце, а изо рта вырывалось пламя. Болельщики Хилл-парка были отделены от болельщиков Ист-Шоал киоском с едой и комментаторской кабиной напротив домашней базы.
Я проглядела все глаза, отыскивая в толпе Майлза.
Вместо него я увидела Клиффа и Райю – они шли от киоска к трибунам. Когда парочка приблизилась, я замерла, как олень в свете фар, – а все потому, что не провела осмотр по периметру. Если бы я его сделала, то не налетела бы на них, не выглядела бы идиоткой, не…
– Осторожно, малышка, она опасна, – сказал Клифф Райе, выставив вперед руку, будто хотел защитить ее от всех напастей. Защитить ее от тебя, идиотка. Я стиснула зубы и попыталась не смотреть на них.
– Я не опасна, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
– Да, а твой бойфренд не нацист, – хохотнула Райя.
Секунду я гадала, что Майлз когда-то нашел в ней. Должно быть, она ужасно к нему относилась, иначе бы он не ненавидел ее до такой степени.
Теперь я понимала, почему прозвище Майлза безумно огорчало его, и больше не могла мириться с этим.
– Не обзывай Майлза.
– Правда? – Райя заморгала глазами – большими и невинными. – Он прямо-таки напрашивается на это сегодня.
В моей груди комом встал гнев.
– А ты напрашиваешься на то, чтобы тебя называли сукой.
Я плохо понимала, что говорю, пока слова не слетели с губ.
Райя чуть не уронила свою газировку. Ее голос стал ровным, резким, убийственным.
– Как ты только что назвала меня?
Я не могла пойти на попятный.
– Ты сука. Спишь с другими парнями только для того, чтобы он приревновал тебя. – Я ткнула пальцем в Клиффа. – Именно поэтому я тебя так и называю. Сука и есть сука.
Костяшки пальцев Райи, держащих бутылку, стали белыми. Я очень, очень надеялась, что она не набросится на меня – мои ноги не могли передвигаться слишком быстро, даже если бы я их хорошенько попросила.
– Забери свои слова обратно, – сказала она напряженным голосом. – Черт побери, забери свои слова назад, или я, клянусь Богом…
Я не стала дослушивать ее угрозы, а опустила голову и прошла мимо них к киоску. Мое появление на этой игре больше не казалось такой уж потрясающей идеей. Я ловила ртом воздух, гадая, на какие неприятности могу нарваться, говоря подобные слова людям типа Райи. Я могла даже представить, что они составят какой-нибудь заковыристый план. Дерьмо. Вот дерьмо.
Мне нужно было найти Майлза.
За ним не пришлось далеко ходить. Я тут же заметила, что он идет к трибунам для гостей. Мое сердце было готово выскочить из груди, желудок рухнул вниз, так что в том месте, где находятся многие жизненно важные органы, образовалась пустота.
Он был нацистом.
Или же был одет как нацист. Коричневый костюм. Черные ботинки и перчатки. Фуражка. Бросающаяся в глаза повязка на рукаве. С одной стороны сабля, а на плече немецкий флаг с лестничной площадки Ист-Шоал, где были вывешены флаги мира. Он снял фуражку и вытер лоб. Волосы с помощью геля были зачесаны назад и приведены в относительный порядок.
До тех пор, пока его глаза не встретились с моими, я не до конца понимала, что это происходит наяву. Когда он заметил меня, его взгляд не стал стеклянным, тяжелым и холодным. В нем появилось более, чем узнавание. Глаза были его. Все остальное нет.
Я поспешила к нему, остановилась в десяти футах и обняла себя, чтобы Майлз не заметил, как я дрожу.
– Тебя арестуют! – прошипела я чуть громче, чем шепотом. – Что ты вытворяешь?
– Меня не могут арестовать за комплект одежды, – ответил Майлз, насупив брови. – Кроме того, я маскот, видишь? – Он тряхнул саблей, болтающейся у него на бедре.
– Эй, да это же шизуха Риджмонт!
Несколько ребят, которых я знала по Хилл-парку, шли мимо и выглядели шокированными при виде меня живой. Майлз развернулся и с пулеметной скоростью наорал на них по-немецки. Хилл-парковцы в изумлении заткнулись.
– Я понимаю, ты считаешь, будто должен делать это, но… – Я потянула себя за волосы. – Но ты одет как нацист. А как насчет того, что ты сказал Клиффу? О том, что не хочешь, чтобы тебя так называли. – Я замялась. – Сколько… сколько они заплатили тебе за это?
Майлз не ответил.
Кто-то из проходящих мимо громко рассмеялся, и я различила слова:
– Нацист и коммунистка.
– Заткнитесь! – заорала я. – Вы все такие чертовски бесчувственные. Не даете спокойно поговорить! – Я снова повернулась к Майлзу и снова понизила голос: – Тебе нет нужды так унижать себя.
Это была ужасная попытка замять дело, Майлз понимал это так же, как и я. Правда заключалась в том, что я до ужаса боялась нацистов, и вот один из них материализовался прямо передо мной.
– Пожалуйста, сними форму, – прошептала я. – Пожалуйста.
Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением лица и сделал несколько шагов вперед; я ответила тем, что сделала несколько шагов назад. Он снял шляпу и заморгал на солнце.
– О'кей. Только дай мне несколько минут. Моя одежда в раздевалке бассейна.
Майлз пошел к школе. Я нырнула в комментаторскую кабину, где Иван и Ян сражались с пультом управления бейсбольным табло, и объяснила им, куда пошел Майлз и как я планирую прятаться вместе с ним всю игру.
– Это твоя прежняя школа? – спросил Иван.
Я кивнула:
– К сожалению.
– Что там произошло? Почему тебя выгнали?
– Я, э, написала на полу спортивного зала краской из баллончика слово «коммунисты». Я была неуправляема, и у меня были проблемы. Но теперь все хорошо.
– Ура! – рассмеялся Ян. – Нам, в общем-то, плевать на твою… проблему? Так, кажется, это называется.
– Годится. – Меня охватило облегчение. Я посмотрела на трибуны со зрителями из Хилл-парка, затем перевела взгляд на Ивана и Яна и вспомнила, как много меня поначалу доставало: то, что люди не доверяют мне, что они смеются над тем, как я верчусь каждый раз, войдя в комнату, что постоянно фотографирую… Вспомнила также о том, что мне не было так одиноко с тех самых пор, когда мой единственный друг уехал в Германию.
Краешком глаза я видела, как кто-то поднимается по лестнице к комментаторской кабине. Коричневая униформа взлетела вверх и приземлилась на контрольном столе:
