– Чертова собака. – Майлз перевернулся, вытянув ноги вперед. Было странно видеть его таким. Джинсы и старая бейсбольная рубашка, а сверху авиационная куртка. Ботинки словно кем-то пожеванные. Он откинул назад волосы и увидел таращащуюся на него меня.
– Я живу в Дерьмовилле, знаю. – Он взглянул на Арта: – Ничего не забыл?
– Лежит за мной.
Майлз взял брезентовый мешок, засунутый за водительское сиденье, вывалил его содержимое на сиденье, и вещи покатились по нему.
Перцовая мазь, мешочек с какими-то маленькими черными катышками, пять или шесть сверхпрочных пружинящих шнуров, отвертка, гаечный ключ и небольшая кувалда.
– А это зачем? – спросил Майлз, указывая на кувалду.
Арт пожал плечами:
– Подумал, будет забавно. Вдруг придется что-то разбить или сломать.
Я фыркнула. Руки Арта сами по себе были двумя кувалдами.
– Не разбей что-нибудь слишком уж дорогое. Я сказал Алекс, что мы не собираемся совершать преступление.
– Да, босс? А как ты называешь проникновение со взломом?
– Преступлением, – кивнул Майлз. – Но, если у тебя есть ключ, ни о каком проникновении со взломом речи нет. – Он достал из кармана ключ и подбросил его на ладони.
– Где, черт побери, ты его раздобыл?
– У меня есть сообщник в доме. Сверни здесь. Третий дом слева.
Продвигаясь по извилистой дороге по направлению к прямо-таки фантастическим домам, мы снова оказались в Даунинг-Хейтс. Тот, перед которым мы остановились, выглядел словно второй дом Билла Гейтса. Дорожка вела к трехместному гаражу и огромному крыльцу с двойной витражной дверью.
Майлз засунул обратно в мешок все, кроме отвертки, гаечного ключа и кувалды.
– Арт, ты займешься машиной, Алекс пойдет со мной. – Он посмотрел на часы. – Надеюсь, все спят. Вперед.
Мы выбрались из фургона и медленно пошли к дому. Майлз остановился у входной двери и набрал цифры на кодовом замке. Затем открыл дверь ключом. Она распахнулась.
Мы вошли в прихожую. Майлз закрыл за нами дверь и проверил панель рядом с ней. Затем махнул рукой в сторону еще одной двери, которая, должно быть, вела в гараж. Арт вошел в нее, не выпуская из рук отвертки, гаечного ключа и кувалды.
Этому дому было место в Голливуде, а не в центральной Индиане. Огромная лестница занимала половину фойе и стояла прямо посередине (фойе, здесь было дурацкое фойе), а выше раздваивалась. Справа от фойе была гостиная, свет от телевизора отбрасывал отблески на дальнюю противоположную стену. Я стукнула Майлза по руке, показывая на него. Он покачал головой и ничего не сказал. Секундой позже в фойе показалась черноволосая девушка в пижаме с восточным огуречным рисунком. Она терла глаза рукой и смотрела прямо на нас.
– Привет, Анджела, – совершенно спокойно сказал Майлз. Девушка зевнула и помахала ему рукой:
– Привет, Майлз. Он крепко спит. Я, как ты и сказал, раскрошила таблетки и подсыпала ему в ужин.
– Ништяк! Спасибо. – Майлз достал бумажник и протянул Анджеле двадцатидолларовую купюру. – Хорошо сработано. Он все в той же комнате, верно?
– В четвертой справа, – кивнула Анджела. – Мама с папой слева, так что о них не беспокойся.
– Спасибо. Пойдем.
Мы вдвоем начали поднимать по лестнице. Взобравшись, повернули направо и стали красться по длинному коридору. Все вокруг было настораживающе нормально – кроме несусветной суммы денег, которую вложили во все это, – и на какую-то минуту я решила, что весь дом – галлюцинация.
Майлз остановился у четвертой слева двери, несколько раз неуверенно прикоснулся к ручке, словно боялся, что она окажется раскаленной, а затем быстро распахнул дверь.
Хозяин этой комнаты был человеком чрезвычайно неорганизованным. На полу валялась одежда. Бумаги, диаграммы, карты различных мест ворохом громоздились на письменном столе у стены. Модели машин, фигурки супергероев и механические животные «украшали» шкаф. На каждой из стен были наклеены научные постеры, в том числе периодическая таблица Менделеева, почему-то светившаяся в темноте.
Спящий перевернулся с бока на бок.
– Здесь. – Майлз расстегнул мешок и достал тюбик с мазью. – Иди к шкафу. Открой верхний ящик и намажь этим каждые трусы, что там есть.
– Я… что? Это отвратительно.
– Я плачу тебя за это отвратительное пятьдесят долларов, – прошипел Майлз, поворачиваясь к кровати.
Я пошла к шкафу и выдвинула верхний ящик слева. Пусто. Накрахмаленное белое нижнее белье и боксеры лежали в ящике справа.
Ну… по крайней мере, они были чистыми.
Я взяла первую пару трусов и выдавила в них мазь. Выполняя свою работу, я краем глаза наблюдала за Майлзом. Он сорвал со спящего одеяло и шнурами примотал парня к постели – начиная с плеч и кончая лодыжками. Потом высыпал содержимое мешочка с черными катышками – это были блохи? – на его голову.
– Все, я закончила, – прошептала я и задвинула ящик.
– Теперь подбери трусы с пола и засунь их под шкаф.
Майлз начал настраивать будильник на прикроватном столике.
Зажимая трусы между большим и указательным пальцами, я поднимала их, изображая что-то вроде автомата с игрушками. Сложила у шкафа и засунула все это под него ногой.
– Действие снотворного закончится раньше, чем сработает будильник, – сказал Майлз. Я вернула ему мазь в тюбике. – От нас требуется лишь выбраться отсюда.
Я на цыпочках подошла к кровати, чтобы получше разглядеть нашу бедную, ничего не подозревающую жертву.
И замерла на месте.
– О боже, Майлз!
– Что такое?
– Это же Такер!
Он выглядел так невинно в майке с Эйнштейном и пижамных штанах с изображением атомов – а я испоганила его трусы…
– Успокойся! – Майлз схватил меня за кисть и выволок из комнаты. Мы быстро сбежали по лестнице в фойе, Анджела помахала нам из гостиной. Потом мы вышли на крыльцо. Майлз запер дверь и заново активизировал сигнализацию. И мы рванули к фургону. Там нас поджидал Арт.
– Ты, негодяй! – рявкнула я, как только дверцы автомобиля захлопнулись и Арт нажал на газ. Я колотила по руке Майлза изо всех своих сил, со всей бушевавшей во мне яростью. – Ты не сказал мне, что это будет Такер!
– А если бы сказал, ты бы не стала проделывать все это?
– Конечно, нет!
– Но ты не испытала бы угрызений совести, окажись на его месте кто-то другой. – Майлз снял очки и потер глаза. – Слегка двулично, если тебя интересует мое мнение.
– Оно меня не интересует. – Я скрестила руки и посмотрела в окно. Где-то в желудке зрело чудовищное чувство вины. – Ты должен был сказать мне.
