– Ты звала свой велосипед Эрвином?
– Да, почему бы нет?
– В честь Эрвина Роммеля? В честь нациста? – Майлз прищурил глаза, глядя на меня. Задняя часть Эрвина была у него в руках.
– Мой папа привез его из африканской пустыни. А Роммель, кстати, был гуманистом. Непосредственно от Гитлера он получил приказ казнить евреев и порвал его. А потом покончил жизнь самоубийством, чтобы обеспечить безопасность своей семье.
– Да, но он все же знал, что делает и за что воюет, – сказал Майлз, но без особой убежденности. – Я думал, ты боишься нацистов.
Я чуть не споткнулась.
– Откуда ты это узнал?
– Ты любительница истории; и я предположил, что именно она – источник твоих страхов. А нацисты просто ужасны. – Уголок его губ пополз вверх. – И когда кто-то называет меня нацистом, на твоем лице появляется такое выражение, будто я некогда пытался убить тебя.
– Ого. Хорошие догадки. – Я крепче схватилась за руль Эрвина. Мы обогнули заднюю часть школы и направились к мусорному баку за кухонной дверью. Я учуяла запах табака и древесных стружек и списала его на куртку Майлза. Теперь он носил ее каждый день. Он откинул крышку бака, и мы запихнули в него половинки Эрвина и навсегда закрыли его крышкой.
– Почему ты так бесишься, когда тебя называют нацистом? – спросила я. – То есть, разумеется, по такому поводу радоваться трудно, но мне тут показалось, что ты выбьешь Клиффу все зубы.
Он пожал плечами:
– Люди, как правило, невежды. А я и сам не знаю.
Но Майлз все знал.
Когда мы шли обратно к залу, он сказал:
– Я слышал, будто вы с Бомоном занимались какими-то изысканиями. Вроде как рылись в прошлом.
– Да. Ревнуешь?
Это слово выскочило у меня случайно – я была слишком потрясена. Он не знал о библиотеке, так? И потому не мог знать, что я нашла сведения о его матери.
Но вдруг он громко фыркнул и сказал:
– C трудом.
Я расслабилась.
– Ну почему у него вечные проблемы? Я считаю, он совсем не плох, честно. Да, у него секта в каморке уборщика, но при этом он очень мил. Тебя он ненавидит, конечно, но разве это относится не ко всем?
– У него имеется основательная причина ненавидеть меня. А остальные просто дурака валяют.
– Что за причина? – поинтересовалась я.
Майлз помолчал.
– В средних классах мы дружили. Я считал его порядочным парнем, потому что мы оба были умными, хорошо ладили: я был новичком, а он не потешался над моим акцентом. Но когда мы перешли в старшую школу, я понял, что он позволяет людям помыкать собой. У него нет амбиций. Нет драйва, нет жизненной цели.
А какого рода амбиции имеются у тебя? – подумала я. – Мечтаешь выдумать самый эффективный способ изничтожения чужих щенков?
– Он умный, – продолжал Майлз. – Действительно умный. Но не пользуется этим. Такер мог бы быть таким же влиятельным, как и я, но только и делает, что носится со своими идиотскими заговорами. Решает примитивные химические уравнения и крутится вокруг девиц, которые не посмотрят на него во второй раз.
– Как кто?
– Как Райя.
– Такеру нравится Райя? А почему мне это не известно?
– С того самого дня, как я его знаю. Если бы у него был здравый смысл, он бы давно выбросил из головы романтические бредни и взялся бы за что-нибудь полезное.
– И ты отверг его.
– Ну… да.
– Ты отверг своего друга – своего единственного друга – потому что он не хотел помогать тебе контролировать школу? – Я была возмущена.
Губы Майзла вытянулись в тонкую линию:
– Нет, не поэтому.
– А потому что у него нет амбиций? Нет жизненной цели?
– Да.
Я засмеялась. Майлз посмотрел на меня, выгнув бровь, но сделал это как-то холодно.
– Ты просто дрянь, – сказала я и ушла.
Майлз появился у бассейна, когда я искала шкафчики позади зала, чтобы положить туда запасные полотенца для пловцов. Мне пришлось пройти мимо дверей в зал и, заслышав голоса внутри, я остановилась:
– Ты не оказываешь ей поддержку, в которой она так нуждается, – произнес слабый сладкий голос.
– Я стараюсь, клянусь. Очень стараюсь.
МакКой. Разговаривает с матерью Селии.
Значит, все-таки между ними есть связь. Я не могла упустить этого момента и потому тихо вошла в зал и нырнула под трибуны, проверяя их на наличие микрофонов, пробираясь на другую сторону зала. МакКой стоял перед табло, седые волосы взъерошены, костюм мятый. Я согнулась так сильно, как только могла, и направила фотоаппарат на него и на женщину, стоявшую спиной ко мне. Сегодня ее светлые волосы были заплетены в тугую косу.
– Я знаю, что она твоя дочь, – сказал МакКой. – Но она не семи пядей во лбу. Не то что была ты.
– Селия не глупее любого из этих идиотов. Ей лишь не хватает сосредоточенности, – манерно протянула женщина. – Она должна спуститься с небес на землю и понять, что действительно важно, а что нет. А важное я приношу ей на серебряной тарелочке.
МакКой умоляюще воздел руки.
– Я хочу, чтобы ей было проще. Хочу, чтобы она могла рассчитывать на меня.
Мать Селии рассмеялась:
– Пожалуйста, Ричард! Если ты действительно хочешь помочь ей, то обязан заставить ее подумать о будущем. Она должна быть не хуже меня. У нее есть потенциал для того, чтобы стать лучшей. – Женщина помолчала, словно пережевывая свои слова. Ее яркие ногти постукивали по руке. – Ей не досталось место капитана чирлидинга. Ты, скорее всего, можешь исправить это.
– Я не могу дать Селии эту должность, только потому что она закатила истерику. Нужно придумать что-то еще.
– Прекрасно, тогда разберись с мальчишкой! Убери отвлекающий фактор.
– Да, Рихтер – это наша проблема. Понять не могу, что она в нем нашла. Или чего от него ожидает. Ведь он не хочет иметь с ней ничего общего.
– Не имеет никакого значения, чего хочет он. Но раз этого хочет Селия, значит, у нас возникли сложности.
МакКой вздохнул.
– Я смогу помочь только в том случае, если она сама возьмется за ум. У меня есть все, что ей нужно.
– Я рада, что ты можешь пользоваться своим положением директора школы. – Голос матери Селии снова стал слаще некуда. – Спасибо тебе, Ричард. За все. – Она протянула руку, чтобы погладить его по лицу. А затем прошествовала мимо него из зала. Он минуту помедлил и вышел вслед за ней.
Я вылезла из-под трибун, закрыла камеру и попыталась хоть что-то понять из того, что услышала.
