Мальчик шмыгнул носом. А потом согласно кивнул.
Я поставила свою бутылку на пол и подняла руки.
– Сможешь подсадить меня?
Он обхватил меня за талию и приподнял. Моя голова оказалась над аквариумом, а плечи на одном уровне с крышкой. Я была далеко не худышкой, и Голубоглазый рисковал сломаться пополам, но он лишь слегка покачнулся и крякнул.
– Стой спокойно. Больше от тебя ничего не требуется, – велела ему я.
Наверху крышки, почти около края, была ручка. Я ухватилась за нее, потянула вверх и открыла аквариум, вздрогнув от вырвавшегося из аквариума холодного воздуха.
– Что ты делаешь? – Голос Голубоглазого звучал приглушенно из-за физического напряжения и моей рубашки, попавшей ему в рот.
– Тихо! – Я огляделась по сторонам. Вроде пока нас никто не засек.
Лобстеры громоздились друг на друге как раз прямо под люком. Я сунула руку в аквариум. По спине пробежали мурашки. Мои пальцы сомкнулись на ближайшем лобстере. Я ожидала, что он станет молотить клешнями, разворачивать и сворачивать хвост. Но ничего подобного не произошло. Казалось, у меня в руке тяжелая ракушка. Я вытащила лобстера из воды.
– Спасибо, – сказал он.
– Пожалуйста, – ответила я и отправила его на пол.
Голубоглазый слегка пошатывался, но держал меня крепко. Лобстер посидел, будто пытаясь отдышаться, а затем пополз по плиточному полу. Я потянулась за вторым. Потом за следующим. Потом за еще одним. И довольно скоро все лобстеры уже ползли по супермаркету «Мейджер». Я понятия не имела, куда они направляются, но, похоже, ими двигала определенная и очень хорошая идея. Голубоглазый, тяжело запыхтев, уронил меня, и мы оба оказались в луже холодной воды. Он пялился на меня, а его очки еле держались на кончике носа.
– Ты часто такое вытворяешь? – поинтересовался он.
– Нет. Только сегодня.
Он улыбнулся.
И тут я услышала чьи-то вопли. Меня подхватили под мышки и поставили на ноги. Это была мама. Она орала на меня и тащила прочь от аквариума. Я осмотрелась. Лобстеры исчезли. С моей руки капала ледяная вода.
Голубоглазый стоял в луже. Он поднял мою бутылку с «Ю-ху» и помахал ею на прощание. Я попросила маму остановиться, чтобы подойти к моему новому другу и спросить, как его зовут.
Но она только ускорила шаг.
Часть первая
Аквариум
Первая глава
Иногда мне кажется, что люди воспринимают реальность как нечто само собой разумеющееся.
Как мы различаем сон и реальность? Когда вы спите, то не осознаете этого, но, проснувшись, понимаете: это был сон и то, что вам снилось, хорошее или плохое, происходило не на самом деле. Если только мы не живем в Матрице, наш мир реален и наши действия настоящие, и это практически все, что нам необходимо знать.
И люди верят в это.
В течение двух лет после того злосчастного дня в супермаркете я считала, что действительно выпустила лобстеров на свободу. Думала, что они уползли к морю и зажили счастливо. А когда мне исполнилось десять, то, что я воистину вижу себя спасительницей лобстеров, обнаружила мама.
И еще, что все лобстеры кажутся мне ярко-красными.
Первым делом она довела до моего сведения, что я не выпускала лобстеров на свободу. Я сунула руку в аквариум, но она объявилась рядом с ним очень вовремя и в смятении уволокла меня прочь. Потом она объяснила мне, что лобстеры становятся ярко-красными только после того, как их сварят. Я ей не поверила – для меня лобстеры всегда были одного-единственного цвета. Мама никогда не упоминала о Голубоглазом, а у меня не было причин спрашивать о нем. Мой первый друг оказался галлюцинацией, впечатляющим началом моего нового статуса душевнобольной.
После всего этого мама впервые отвела меня к доктору, и визит к нему отметил мое вступление в мир безумия.
Шизофрения проявляется у человека не раньше, чем он входит в позднеподростковый период, но первый ее приступ случился у меня уже в семь лет. Диагноз мне поставили в тринадцать. Параноиком признали годом позже, после того как я обвинила библиотекаршу в попытке всучить мне пропагандистские брошюры подпольной коммунистической организации, базирующейся в подвале публичной библиотеки. (Эта дама всегда казалась мне очень подозрительной – я отказывалась верить, что пользование резиновыми перчатками при работе с книгами является общепринятой нормой, и плевать хотела, когда меня пытались убедить в этом.)
Иногда лечение помогало. Я ощущала это, поскольку тогда мир становился не таким ярким и интересным, как обычно. Скажем, я признавала, что лобстеры в аквариуме вовсе не ярко-красные. Или же соглашалась, что проверка моей еды на подслушивающие устройства смешна (но я все равно занималась этим, дабы унять уколы паранойи в области затылка). Но я также знала, когда лекарства не срабатывали, ведь тогда мои мысли затуманивались, мне казалось, будто я проспала уже не один день подряд, а бывало, что я пыталась надеть обувь задом наперед.
Однако чаще всего врачи не знали, какие именно лекарства как мне помогут.
– Ну, по идее, это средство должно облегчить паранойю, бред, галлюцинации, но надо подождать и посмотреть, как пойдет дело. Иногда ты будешь чувствовать себя усталой. Пей много жидкости, чтобы избежать обезвоживания. Вес может колебаться. Трудно сказать точно.
Доктора мне очень помогали, но я разработала свою собственную систему для различения реальности и галлюцинаций. Я делала фотографии. И спустя какое-то время то, что было реально, оставалось на снимках, а галлюцинации – нет. Я разобралась, какого рода вещи любил фабриковать мой мозг. Например, щиты наподобие рекламных с изображением людей в противогазах, напоминающие прохожим о том, что отравляющий газ, который использовался в нацистской Германии, до сих пор представляет собой очень даже реальную угрозу.
Я не могла позволить себе принимать реальность на веру. Но не ненавидела всех тех, кто делает это. Я не ненавидела их, просто они не имели отношения к моему миру.
Но я отчаянно хотела жить в их.
Вторая глава
Вечером накануне моего первого дня в выпускном классе школы Ист-Шоал я сидела за стойкой кафешки «У Финнегана» и шарила глазами по темным окнам, высматривая какие-либо подозрительные знаки. Обычно паранойя так сильно меня не донимала. Я списывала свое нынешнее состояние на неизбежные прелести первого дня на новом месте. «У Финнегана» я проработала все лето, стараясь не задумываться над этим.
– Если бы Финнеган был здесь, он бы обозвал тебя психопаткой и велел заняться делом.
Я обернулась и увидела прислонившегося к косяку кухонной двери Такера. Его руки были засунуты в карманы фартука, он ехидно ухмылялся мне. Я бы рявкнула на него, не будь он моим единственным источником информации о Ист-Шоал – и заодно моим единственным другом. Такер – долговязый очкарик с темными волосами, всегда зачесанными на лоб, – был у Финнегана водителем мини-автобуса, официантом и кассиром, и, кроме всего прочего, я считала его умнейшим человеком из всех, кого когда-либо знала.
