Поравнявшийся с машиной огромный сутулый орк с инте ресом следил за процессом, вглядываясь через запотевшее, покрытое росой стекло. Лаки поймал этот взгляд, в котором отражались все первобытные инстинкты разом, и попытался втянуться под кресло.
Дальше было хуже.
Окончательно проснувшийся Алинкин организм пожелал отлить.
Орк смотрел.
Выходить из машинки под таким взглядом, имея в качестве защиты далекую Марусю, маленький ножик и щенка, было немыслимо. Алинка похватала пледы, принялась закрывать окна, и, обливаясь ужасом и стыдом, наконец пристроилась над кубком. Кровь оглушительно стучала в виски; девушке казалось, что ничего более безумного и постыдного она не делала никогда в жизни.
Приоткрыв дверцу, она с омерзением выплеснула теплую жидкость вон, а кубок долго терла влажными салфетками.
Так начался новый день.
Маруся подходила еще несколько раз, какое-то время они ехали в «смарте». Северянка была не похмельна, но от бессонной ночи на ее округлом лице пролегли тени. Алина раньше не замечала возраста Маруси за их веселым беспечным щебетом и девичьими приколами. Теперь она видела перед собою трепаную жизнью бабу, широко перешагнувшую за тридцатник. Но эта баба удивительным образом железной дланью пыталась провести их суденышко мимо рифов.
И небезуспешно – на шее у Маруси болтался кожаный шнур с корявой золотой птичкой, размером с половину Марусиной ладошки.
– Этот подарил… Мардук, Мурбук… – ответила северянка, поймав вопросительный взгляд. – Пьяный-то мужик завсегда щедрый… Ты ела? – спросила она и шевельнула разбросанные по салону фантики. – Дай и мне.
Батончики она тоже не стала, с треском развернула пакет с вермишелью и аппетитно захрупала.
– Самогонку твою всю выпили, хорошая самогонка. Смеялись, пели… А есть я с ними не могу, – хрипло сказала она. – Все время ту историю вспоминаю про геологов. Ты, может, по телевизору видела ее. Ну когда пошли в поход их четверо… а вернулись в зиму уже… двое. Этому племени, я вижу, своих жрать привычно.
– Я сделала, как ты сказала, Марусь, – устало отозвалась Алинка. – В кубок… и за окошко. Провоцировать… как дядя Юра говорил… провоцировать нельзя. Силы неравны…
Полная Марусина рука обхватила Алинкины плечи, встряхнула.
– Держись. Говорят, до дракона чуть осталось. Они срезали, короткую тропу нашли. Интересный вроде народ, конечно. Мужики во какие. Бабы и правда страшные. Неприсмотренные какие-то, своей силы не понимают. Мужики… им бы руку тут жесткую. У нас председатель был Геннадий Михайлович, еще в советское время. Я девчоночкой тогда была, а помню, как боялись его. Он помнил про всех, кто когда в запой уходит, у кого какая беда в жизни и какая радость…
Под мерное бормотание про подвиги неведомого ей Геннадия Михайловича Алинку сморило снова. На пару часов притулилась и Маруся.
Когда Алинка проснулась, уже был день, от которого не спасали никакие импровизированные шторки. Ночная прохлада сменилась жарой и почему-то необъяснимой, явно животной вонью, хотя пахнуть в машинке, кроме пса, было вроде и нечему.
Маруся опять ушла, Лаки забился под сиденье, все же проявив чудеса компактности. Один из пледов сполз с ручки, и первым, что увидела Алинка, оказалась средняя часть торса все того же орка. Оглядывая могучие ляжки, едва прикрытые кожано-клепаной юбкой, и поджарый, исполосованный шрамами мышечный пресс, девушка всхлипнула.
То ли от нервов, то ли от «доширака» с колой прихватило живот.
Алина кусала губы, примащивалась и так и эдак, подтягивая колени к подбородку, но колики не унимались. Почуяв волнение хозяйки, свербяще заскулил пес, и от этого сделалось еще хуже. Алинка схватила кубок, повертела в руках, с ненавистью отбросила прочь.
Вариантов не было.
– Стой! – закричала она, стучась в окно. – Останови, мне надо!
Она распахнула дверцу, выпуская тявкнувшего Лаки, и, стараясь не глядеть на орка, пошла в сторону. Слишком ровным шагом, со слишком прямой спиной. Кричать «Маруся!» показалось невозможным.
Краем глаза Алинка отметила, что лес уже был чуть другой, сплошные сосны сменились неузнаваемыми лиственными породами, под ними стлался не мох, а трава. Девушка выхватила пачку одноразовых носовых платочков. Другой рукой она сжимала нож.
Лаки, дрожа от нетерпения, выливал из себя накопившееся за сутки. Орк стоял метрах в пятнадцати от Алины и внимательно смотрел изжелта-зелеными глазами, почесывая под юбкой.
Ну, и что с ним делать?
«Бросится… в шею его разве что… не достану, не пробью… в лицо, в глаза… – зашевелились в голове мысли. – Какая же я дура, дура! Думала, что сразу встречу наших… что спасу, думала. Чем? Этим? Дураа-а-а…»
Живот скрутило еще сильнее.
– Стой там! – крикнула девушка, стараясь вложить в слова максимум силы.
Орк осклабился, показывая слюнявые клыки.
Алинка отступила бочком, присела за кустик, стягивая с бедер узкие джинсики. Подняла голову…
Пока она возилась, орк подошел почти вплотную.
– Шы-то за о-дежда? – сказал он и показал пальцем на трусики. Белые кружевные трусики, взблескивающие стразиками.
– Это трусы, болван, – холодея от ярости и страха, ответила Алина. – У вас что, не носят трусы?
– Ты-русы… – повторил орк и начал медленно поднимать свою юбку.
Трусов под ней не было.
Увидев, что же там было, Алина заорала в голос и зайцем сиганула в сторону, на бегу подтягивая джинсы.
Ее заколотило от отвращения и ужаса, голова отказалась работать, все разумные аргументы куда-то делись.
Бежать!
Девчонка помчалась наугад, не разбирая дороги. Орк закричал ей вслед, раздалось тявканье Лаки, а потом в землю ударили другие лапы, больше и тяжелее. Алинка обернулась через плечо и увидела оскаленные морды ездовых волков, на хребтах которых сидели, горбясь к холкам, громадные орки, вооруженные палицами.
Как в компьютерной игре.
Возблагодарив беспощадного тренера дядю Юру за лютую муштру и мучительные кроссы с отягощением и без, девушка ускорилась. На ногах были удобные кроссовки, лес просох от росы, и ноги сразу налились хорошей упругой силой. Алине даже показалось, что она прилично оторвалась от преследователей, как вдруг по ушам полоснул неистовый собачий визг.
Она обернулась через плечо и увидела, что огромная ездовая волчица, прижав черный пуховый ком лапами к земле, рвет и треплет его ощеренной пастью.
Плеснуло ярким, красным, собачий визг перешел в хрип, Алина рывком отвернула себя от жуткого зрелища и припустила сильнее.
«Мастер, Мастер… – билось в висках. – Забери меня отсюда, пожалуйста…»
Но никто не забирал.
Накрутив петель по лесу, Алинка убедилась, что рявканье ездовых волков утихло вдали. Она забралась на дерево, ломая ногти, и сидела там, пока не стемнело. Идей не было, мысль вертелась единственная: «Какая же я дура»…
