С неба пал дракон.
Ужасный рев разрываемого пикирующей громадиной воздуха потряс землю. Упругая жаркая волна толкнула, ударила, сбивая с ног. Эльфийку и дверга смело вместе с частью пауков. Ринрин, легкая, юркая, пролетела чуть дальше и занырнула под камень, спасаясь от страшной атаки. Поверху дунул огонь, затрещал сгорающий воздух.
Дракон утюжил Серые Россыпи кругами, размешивая струями огня кровавую баню. Багряный небесный змей летел, припадая на одно крыло – так низко, что пару раз чуть не приложился брюхом о камни. На бреющем полете он перемолол тех пауков, которые не успели попрыгать вниз, в расщелины. Иррик услышал сухой щелчок – чешуи раскрылись, и алая громадина превратилась в летящий шестопёр или шипастый валик наподобие тех, которыми подгорные старатели штробят породу. Во все стороны полетели куски паучьих тел, ошметки черного хитина, куски лап.
Но и пауки не сдавались. Будто повелеваемые невидимым полководцем, они вдруг собрались в единую волну и бросились к дракону, явно желая не позволить ему взлететь. В какой-то миг алое тело, сверкающее древним темным златом, оказалось погребено под копошащейся кучей. Пауки неслись отовсюду, образуя мрачные черные комки, атакуя.
Дракон с усилием оттолкнулся от земли, расшвыривая с себя насевших тварей, снова взмыл в воздух.
– Ринрин!
Иррик поднялся над камнями, стараясь не упускать из поля зрения происходящее. Магический огонь… да, Мрир тут, а клинка светлейшего витязя уже было не видно.
Орк… Лантир…
– Иррик! Бежим!
Над Серыми Россыпями повисла подернутая туманом муть. Солнце падало за горизонт, заливая округу красными лучами. И осколком солнца бился с пауками багряный дракон, хромающий в воздухе на одно крыло.
Ринрин вскочила и ланью понеслась среди камней, петляя зигзагами и на бегу отмахиваясь от атакующих пауков – они налетали темными кляксами из подступающей ночи. Доблестный дверг не отставал. Он приметил – пара жвал все же проткнула ногу эльфийки. Голубая Ласка не просто путала след – она серьезно прихрамывала, тяжело дышала. Заляпанный тугой кровью светлый эльфийский клинок вздрагивал в ее руке, колчан опустел.
Остановившись, она молча взглянула на Иррика.
Тоска. Мольба. Боль.
– Ринрин… Я позову красавчика! – выкрикнул дверг. – Лантир! Ланти-ир! Подожди, Ринрин. Без него нам не уйти, тварей много, они тут в каждой расщелине! Мы отобьемся! Мы должны… Светлейший, кажется, возле дракона, далеко…
– Они бегут к дракону, – тяжело вымолвила Ринрин. – Пауки. Бегут, словно их ведут. Смотри.
Очередная черная волна закипела на камнях, собираясь в плотный черный кулак, готовый взметнуться – и ударить.
– А где Мрир? – медленно выговорила эльфийка. – Это ворожба, я чувствую, но где Мрир? Почему он…
Ее шатнуло – и то ли услышав звуки голоса, то ли почуяв слабость, ближние пауки, два или три, покрупнее, развернулись и начали подступать.
– Иррик…
Миг – и пауки бросились на Ринрин, а еще один, самый большой, атаковал дверга, издавая свист и скрип, странно похожий на яростный крик дракона.
Все случилось в считаные мгновения. Гном отбил атаку чудовища, крутнулся…
Он лишь на миг потерял свою Голубую Ласку из виду.
Но что-то произошло, и ее не стало. Пропала, как и не было.
Пропала.
Не стало и дракона; только яркая алая точка недолго вспыхнула на ночном небе – а потом и вовсе исчезла.
Добив очередного выпрыгнувшего из тьмы паука, дверг заозирался.
– Лантир! – в отчаянии закричал он. – Тайтингиль! Азар! Но на зов явились еще два монстра; мгновение – и оба черных тела разлетелись от ударов чекана.
– Ринрин!..
– Я здесь, – едва слышно прошелестело снизу.
Вайманн опустил взгляд – меж камней был пролом, проход из ночного мрака в совсем уж непроглядную тьму открывшейся пещеры. Дверг выхватил из кармана крупный кристалл, ударил по валуну – камень зажегся неровным, мерцающим светом – и спрыгнул вниз.
Ринрин лежала, бессильно раскинув руки, на полу небольшой пещерки. Возле нее валялись два мертвых паука. Один еще слабо шевелил лапами.
А в углу…
Иррик вскинул чекан.
– Он помогал, – прошептала Ринрин. – Паук… Тот, которого ты искал, тот самый… У него бляха… бляха Ольвы. Он прятался тут… и попробовал спасти меня.
Скорчившись, в углу пещерки сидел косматый черный монстр – много крупнее остальных. В неверном свете кристалла глаза его, все восемь глаз, казались голубыми. Зрачки собрались в нитки, а на сочленении округлого тела и одной из лап прочно засела цепочка, на которой висела знаменитая двергская бляха дайны Тенистой Пущи.
Паук раскрыл жвалы и издал нервный, высокий вибрирующий звук. И попятился еще – хотя было некуда, он уперся в стену.
Дверг опустил оружие, все же оставляя себе пространство, возможность ударить.
– Он убил этих двоих… убил. Хотел защитить. Но он не спас меня, Иррик. Мне пора в Чертоги, – с трудом выговорила Ринрин. – Прости. Я очень устала и вот теперь поняла, что мне пора. Мне было хорошо… с тобой. Славно идти в поход. Но всегда это не могло продолжаться. Не могло.
– Что ты говоришь? – ахнул Вайманн.
Паук закрылся двумя передними лапами.
Боялся? Испытывал горе?
– Обними меня, – попросила Голубая Ласка. – Мне слишком больно… не спорь. И не зови никого. Не убивай паука. Я ухожу. Просто обними. Спой мне… спой, если дверги поют.
Голос дверга глухо звучал в пещерке, а залитые липкой вражьей кровью руки сжимали плечи Ринрин, будто пытаясь удержать то уходящее, что не возвращается никогда.
Когда последний вздох эльфийки коснулся щеки Иррика Вайманна, двергский воин, ювелир и сын ювелира, тайный страж подгорного королевства опустил голову и надолго прижал лоб ко лбу своей удивительной возлюбленной.
– Это… любовь, да? – скрипнуло в углу.
– Это смерть, паук, – очнулся дверг. – И твоя тоже. Теперь ты умрешь.
Глаза паука посмотрели ему прямо в лицо.
Вертикальные зрачки.
– Зачем? – шевельнулись черные жвалы. – Зачем смерть? Я не бегу. Ты хочешь эту вещь? – коготь подцепил бляху, потянул, силясь отделить от плоти, в которую вросла цепь. – Я отдам.
Он дернул сильнее.
– Не могу снять. – В голосе послышалось непритворное огорчение. – Сними сам. Нужен… инструмент? Я пойду с тобой по доброй воле.
– Доброй… воле? – хрипло переспросил дверг. – Доброй?..
Кровь любимой женщины жгла ему руки.
– Ты теперь один, – сказал паук, не сводя с него внимательных немигающих глаз. – Моих братьев много. Ты умрешь, как она.