Дворкин очень хотел бы пообщаться с мадам Иваницкой, не столько для раскрытия преступления, сколько понять, чем она так хороша, что Слава не может забыть ее без малого два десятка лет, но виновата она или нет, приличия не позволяют навязываться вдове до похорон мужа. С этим знакомством придется повременить.
И еще сегодня надо обязательно увидеть внучку.
Выйдя от Славы, Фрида растерялась. События последних суток вызвали в ее душе такое смятение, что она не могла понять, что делать дальше. Наверное, покинуть жениха в столь тяжелое для него время – трусость, подлость и даже предательство. Она обещала ему быть всегда вместе, и что же? Стоило только неприятностям замаячить на горизонте, она поджала хвост и сбежала. А если бы наоборот? Если бы это она сидела дома с браслетом на ноге? Вполне, кстати, реалистичный вариант развития событий, если вспомнить, кем она работает. Белый халат надела – уже в чем-то виновата. Умрет на ее дежурстве пациент, и люди без медицинского образования, без опыта, не представляющие себе, какая это хрупкая штука – человеческая жизнь, будут судить ее и признают виновной. Разве Слава от нее отвернется тогда? Разве придет со страдальческим лицом и начнет спектакль: «Ах, я могу – я не могу»? Нет, он просто сделает все для ее спасения и даже не станет думать, виновата она в самом деле или нет. Почему же она не может так же?
Девушка медленно дошла до метро и уже собралась подниматься по широким ступенькам станции, но вдруг передумала и направилась в расположенный рядом торговый центр. Ехать домой – значило принять решение, а к этому Фрида еще готова не была.
На смену утренней тошноте пришел сильный аппетит. Девушка заглянула в сетевое кафе, но там оказалась большая очередь и душно, пришлось подняться на второй этаж в демократический китайский ресторан, куда Фрида иногда наведывалась в студенческие годы. Большой зал, уставленный массивными деревянными столами с резьбой в виде драконов, почему-то всегда пустовал, и Фрида устроилась возле окна, откуда открывался вид на небольшой сквер, окруженный старыми домами, выкрашенными в грязно-желтый цвет. Возле яркой разноцветной горки играли дети, в зимних комбинезонах похожие на космонавтов, чуть поодаль стояли матери, сверху показавшиеся Фриде очень красивыми, а ребята постарше лепили снеговика. Какой-то малыш бросил свою лопатку и на еще неуверенных ногах побежал к матери, и она присела, широко раскинув руки, и поймала его в объятия.
Время летит так быстро, кажется, будто вчера еще Слава водил их с дедушкой за черникой и они в лесу со Славой поссорились, а уже скоро Новый год! Сейчас ей кажется, что девять месяцев – это очень долго, а на самом деле она оглянуться не успеет, как станет матерью, и тоже будет катать колясочку, а потом выводить на орбиту такого вот маленького космонавтика. Интересно, кто поселился у нее внутри, сын или дочка?
Фрида улыбнулась и заказала подошедшему официанту баклажаны дисансянь. Войдя сюда, она хотела спросить что-нибудь нейтральное и недорогое, подходящее для завтрака, но, глядя в меню, почувствовала, что умрет, если немедленно не поест баклажанов.
Добро пожаловать в увлекательный мир беременного безумия! – усмехнулась Фрида, прикидывая, какие еще пристрастия могут у нее возникнуть. Токсикоза она не боялась – здоровая женщина без вредных привычек и с приличной наследственностью, что может с ней случиться? Мама рассказывала, что когда носила ее саму, то вообще не ощущала никаких неудобств, кроме растущего живота, и потом, уже в очень солидном возрасте, перенесла еще две беременности легче многих молодых.
Главный вопрос – будет ли Слава вместе с ней растить этого ребенка? Фрида понимала, лучшее, что она сейчас может сделать, – это быстро съесть свои баклажаны и вернуться к жениху. Он в беде, она – беременна, вполне достаточно, чтобы быть вместе. И все же Фрида медлила, наблюдала, как играют дети на площадке, и, покончив с едой, заказала еще чаю.
Слава сказал: «Не насилуй себя», и Фрида, как ни была растеряна, удивилась, насколько точно он угадал ее состояние. Ей пришлось бы прилагать душевные усилия, чтобы обнимать его, жалеть и любить, когда душа захлебывается от негодования.
Когда Фрида думала, что Слава лежал с ней и ласкал ее так, что она верила, будто не просто любимая, а единственная для него женщина на свете, а потом вскакивал и бежал к своей Елене, у нее начинала кружиться голова, и она чувствовала, что больше не найдет в его руках радости и покоя.
Он не виноват ни в чем, никак ее не обманул и, покамест они официально не женаты, имел право встречаться с кем угодно. Даже если он переспал с Иваницкой, это не считается. А то, что решил завалить ее муженька, касается только его и закона, Фридино дело – ждать его из колонии. Или не ждать.
Ксения Алексеевна проговорилась про Елену, потому что была уверена – сын все рассказал своей невесте. И, черт возьми, он действительно должен был это сделать! Всякое в жизни бывает, и ужасные совпадения, и невероятные обстоятельства, принуждающие человека поступать так, как ему совершенно несвойственно, поэтому нельзя судить людей, особенно близких. Но если бы она услышала про Иваницкую из Славиных уст! Если бы он поверил ей свою тайну…
Она бы знала, что Слава долго и сильно любил другую женщину, но встретил слегка сумасшедшую девушку Фриду, которой посчастливилось растопить лед в его сердце. Или просто он решил наконец, что синица в руках лучше, чем журавль в облаках. А иногда, оказавшись в его объятиях, ей удавалось бы почувствовать себя любимой по-настоящему…
Она бы знала главное – что Слава честен с нею, и тогда ни за что не покинула бы его.
А что теперь делать? Возвращаться к человеку, который даже не просил ее остаться? Каждую секунду убеждать себя в искренности его слов и ласк? Самой притворяться верной и преданной женщиной и говорить слова любви, когда внутри все кипит от гнева?
Что делать с ее долгом, со всем этим «в горе и в радости», если, целуя жениха, она вынуждена была до боли сжать кулаки, чтобы ногти вонзились в ладони, иначе боялась, что ударит его? Слава умный и чуткий человек, он быстро поймет ее притворство, и вряд ли это понравится ему.
Расплатившись, Фрида еще немножко посидела за столом, а потом отправилась гулять по торговому центру. Она зашла в магазинчик для беременных, посмотрела платья и сарафаны свободного кроя, брюки на широкой резинке, но покупки решила отложить до тех пор, пока такая одежда действительно потребуется ей. Если покупать приданое ребенку заранее – плохая примета, то, наверное, приобретать балахоны, когда живот еще совсем плоский, тоже не стоит. В таком ответственном деле, как беременность, нельзя пренебрегать никакими мелочами. Фрида стала вспоминать другие важные поверья: нельзя стричься, тянуться вверх, смотреть на уродства, шить, сидеть на пороге и переступать через картофелину.
Из суеверия Фрида не стала заходить в «Детский мир», но с интересом посмотрела на коляски, выставленные в его витрине.
Вдруг стало уютно и спокойно от того, что внутри нее совершается таинство новой жизни, и она почувствовала благодарность Славе за то, что подарил ей эту жизнь. Он сделал свое дело, а теперь наступила ее очередь – сохранить и выносить ребенка, вот и все.
