Встреться они при иных обстоятельствах, Мстислав Юрьевич подумал бы: «О, приятный, кажется, человек», но тут же переключил бы внимание на кого-нибудь другого.
– Клавдия сказала, у вас есть информация относительно моего развода, – Иваницкий взялся за подлокотники и слегка подался к собеседнику, изображая интерес, – слушаю вас внимательно.
– Не так, – Зиганшин покачал головой, – наоборот.
– У меня есть информация насчет вашего развода? – холодно улыбнулся Иваницкий, а Зиганшин подумал, что ирония сейчас нисколько не разряжает обстановку.
– Дело в том, что мы с вашей женой учились вместе в школе. Потом много лет не виделись, а недавно на меня вышла Клавдия и попросила помочь Елене Николаевне с разводом.
– И вы согласились? Почему?
– Насколько я понял, у Елены Николаевны очень узкий круг общения, и ей просто нужен кто-то надежный, кому она могла бы довериться.
Иваницкий пожал плечами и встал, оказавшись совсем невысокого роста. Он подошел к Зиганшину вплотную, быстро взглянул ему в глаза, как ужалил, сразу отступил и направился в тот конец холла, к которому Зиганшин сидел спиной. Мстислав Юрьевич из принципа не стал оборачиваться, молча сидел, ждал, пока Иваницкий нагуляется и вернется. Объяснение его появления в доме Иваницкого вышло почти честным и оттого выглядело не так уж и глупо.
– Послушайте… эээ…
– Мстислав, – подсказал Зиганшин, хотя подозревал, что Иваницкий помнит его имя.
– Мстислав, хорошо. Надеюсь, вы от меня откровенности не ждете.
– Ни в коем случае, – быстро перебил Зиганшин.
– Хорошо. Со своей стороны обещаю не интересоваться, какого рода отношения связывают вас с моей женой. Человек более щепетильный сразу указал бы вам на дверь, а я ничего, послушаю.
Зиганшин пожал плечами:
– Зачем оскорблять? Отказали бы во встрече, да и все.
– Хотел, – усмехнулся Иваницкий, – но в определенный момент мне стало просто интересно, зачем вы так настойчиво добиваетесь встречи.
– Я?
– Ну а кто? Давайте мы с вами сэкономим себе время, и вы сразу скажете, чего хотите.
– Да собственно… – начал Мстислав Юрьевич и замолчал, с ужасом сообразив, что сказать ему нечего.
– Вы на вид благоразумный взрослый человек, целый подполковник, и я никак не могу понять, зачем вы непременно хотели меня видеть, – сказал Иваницкий скорее задумчиво, чем гневно, – хорошо, вы до сих пор влюблены в мою жену, хоть она и бросила в свое время вас ради меня, и, узнав о нашем предстоящем разводе, решили, что можете теперь ее вернуть. Допустим, так. Но я-то вам зачем сдался? Неужели нет терпения подождать, пока мы разведемся? А если вы просто бескорыстный рыцарь, так все равно должны понимать, что нормальные люди привлекают третьих лиц только после того, как брак полностью распался, а до этого времени решают свои вопросы между собой.
Зиганшин почувствовал себя так, будто только очнулся от дурного сна, притом не в собственной кровати, а в каком-то неизвестном месте. Единственная связная мысль в голове была такая: «Как я мог быть настолько идиотом, что подпал под очарование Клавдии и решил, что встретиться с Иваницким будет умно и полезно?»
– Я просто хотел помочь Елене, вот и все, – буркнул он, со стыдом понимая, как жалко и глупо это звучит.
– Могу предположить, что вы приехали наговорить гадостей о моей жене и тем подтолкнуть меня к разводу, – продолжал Владимир, – только я привык полагаться на собственное мнение, и, поверьте, за семнадцать лет совместной жизни оно у меня о Елене составилось полностью. Вы никак его не измените, так что говорите, что хотите, и убирайтесь.
Мстиславу Юрьевичу очень давно не было так стыдно. Он теперь недоумевал, как умный и в общем недоверчивый человек вдруг поддался воле женщины, которая не только не нравилась ему, а просто была противна, и попал в ложное положение, тем более унизительное оттого, что Клавдия наврала, будто это он сам настойчиво добивается встречи с Владимиром.
Он встал:
– Прошу прощения, что побеспокоил.
Зиганшин хотел добавить, что его привела сюда тревога за жизнь Елены, но прикусил язык. Или он ничего не понимает в отношениях, или рассказывать мужу за спиной у жены, что она думает, будто муж покушается на ее жизнь, это и есть наговорить гадостей.
Иваницкий не подал ему руки, ограничился кивком в сторону двери, и Мстислав Юрьевич взял куртку и собрался уходить, но уже на пороге остановился и сказал, что действительно был влюблен в Лену когда-то, но все давно прошло, осталась только ностальгия по ушедшей юности. А теперь он просто хотел быть полезным, чтобы не портить светлые воспоминания чувством вины, вот и все.
– Если я как-то оскорбил вас своим появлением, то сделал это невольно, – сказал он и удивился, какая старомодная вышла фраза, – извините.
Владимир буркнул, что это ничего, и, кажется, хотел встать и проводить гостя, но Зиганшин чувствовал себя так неловко, что скорее выскочил за дверь.
Встреча оставила тягостное впечатление. Как ни старался Зиганшин, но не смог увидеть в Иваницком черт жестокого тирана и психопата, напротив, Владимир показался ему уравновешенным и даже симпатичным мужиком. Во-первых, не стал развивать тему любовника жены, явившегося вымогать деньги из обманутого мужа, каковая тема при грамотном использовании могла бы дать Владимиру много психологических «ништячков». Во-вторых, не оскорблял жену и не рассказывал о ней гадости, а главное, не позволил бывшему возлюбленному чернить ее. Подумав об этом, Зиганшин поскучнел: почему-то его очень неприятно царапнуло, что Иваницкий знает, какого рода отношения связывали их в свое время с Еленой. С Клавдией существовала договоренность, что она представит его как бывшего одноклассника, который заинтересован в судьбе Елены. То ли из дружеских чувств, то ли мадам Иваницкая заплатила ему за участие, но ни в коем случае не потому, что когда-то жить без нее не мог. И уж во всяком случае, он не просил личную помощницу Елены, человека, по идее, профессионального, говорить, будто он мечтает о встрече с Иваницким и настойчиво добивается ее.
Зиганшин ощущал себя, будто на болоте, – вроде впереди миленькая травка и цветы, но куда ни ступи, везде может оказаться трясина.
Как только Клавдия первый раз переступила порог его кабинета, подполковник оказался вовлечен в эпический каскад лжи, где одно вранье опровергалось другим, и найти твердую почву правды не представлялось возможности.
Взять хоть сегодняшнюю встречу: Иваницкий видел неадекватного мужика в полицейской форме, так желающего свою бывшую возлюбленную, что готового очернить ее перед мужем, а он сам должен был общаться с насильником и домашним тираном, на которого Владимир совсем не походил.
Конечно, имея такое искаженное представление друг о друге, они никогда ни о чем бы не договорились.
Наверное, Лена все же преувеличила свои страдания в браке, но Мстислав Юрьевич все равно оставался на ее стороне. Даже если они с Владимиром жили душа в душу, а вернее, особенно если они жили душа в душу, очень подло требовать развод. Ну разлюбил, ну и что? Ну взбесила… Ну не понимает… Ну даже пусть кормит всяким говном, ну и что? Женился, так терпи, не царем, так философом.
