Следующие минут десять она развивала тему «прекрасного зятя», Берзинь взглянул на часы и заявил, прервав очередной пассаж:
– Спасибо вам за помощь. И за чай.
– Что вы, – запричитала Ирина. – Вам спасибо, что не побрезговали…
От ее сладкого голоса у меня начиналась изжога, и я поспешила покинуть гостеприимный дом.
Мы сели в машину и уже отъехали на значительное расстояние, а Ирина все еще стояла возле калитки и махала нам вслед.
– На редкость противная баба, – не удержалась я.
– Между прочим, нам повезло, – заметил Берзинь.
– Ты имеешь в виду ее зятя? Да уж… сомневаюсь, что она бы заговорила, трудись он в другом месте.
– Заговорила бы. Деньги, как правило, неплохо развязывают язык.
– Не слишком ли большое значение ты им придаешь? – съязвила я.
– Не слишком, – покачал он головой. – Просто ты из тех, кто понятия не имеет, каково это – жить без денег.
– Можно подумать, что ты имеешь понятие.
– Я, по крайней мере, не морщу презрительно нос, а знаю им цену.
– Отлично. Я избалованная папина дочка, которая презрительно морщит нос… извини, – буркнула я, отворачиваясь, вовремя сообразив, как глупо себя веду: мы едва знакомы, а я пытаюсь закатить скандал.
– Ни в чем себе не отказывай, – усмехнулся он, но тут же заговорил серьезно: – Ты сейчас на кого злишься?
– Я не злюсь, – отрезала я.
Берзинь затормозил, найдя подходящее место, и повернулся ко мне.
– Давай обсудим, – сказал он. Я смотрела прямо перед собой, он терпеливо ждал ответа, я не оборачивалась, упрямо таращась в лобовое стекло, чуть наклонившись вперед. Он убрал волосы с моего лица, пальцы его обожгли щеку, точно огнем. – Я ведь предупреждал, – вздохнул он, убирая руку. – Картинка в самом деле складывается неприглядная…
– Что ты имеешь в виду? – Само собой, я знала, что он имеет в виду, боялась заговорить об этом первой, вот и предпочла услышать это от него. Но он решил не торопиться и начал издалека.
– Скорее всего, исчезновение твоей матери напрямую связано с этим убийством.
– Интересно как?
Он покосился на меня и пожал плечами, а я сказала:
– Продолжай, продолжай.
– Давай подумаем, кто мог оставить записку.
– Для начала не худо бы узнать, кому она предназначалась.
– Зависит от того, когда она написана: до убийства Лопахиной или после. На этот счет никакой определенности.
– Ирина сказала, что записку обнаружила примерно через неделю после гибели квартирантки. К тому же, если бы она предназначалась девушке и та ее видела, вряд ли бы оставила на столе. Разорвала или убрала куда-то…
– Значит, предназначалась она ее любовнику.
– И кто эту записку оставил? Моя мать?
– Возможно, – кивнул он. – Она знала об интрижке твоего отца и этой девицы, говорить с мужем не решилась, боясь, что отношения после этого вконец испортятся, вот и оставила записку, в надежде, что это заставит его быть осмотрительнее.
– Отец мог обо всем узнать от своей любовницы, ведь мать приходила к ней.
Берзинь вновь пожал плечами.
– Возможно, он тоже предпочел молчать. Твоя мать была в квартире, значит, либо сама следила за мужем, либо кого-то наняла. И этот кто-то раздобыл ключи. То, что текст записки напечатан, вполне объяснимо: твой отец наверняка узнал бы почерк жены.
– Наверняка, – усмехнулась я. – Очень мило, что ты бережешь мои нервы и не говоришь главного. Записку мог оставить убийца. Тогда и проблем с ключами не возникло. Они, скорее всего, лежали в сумке девушки. Лицо жертвы было обезображено. Убийца не хотел, чтобы ее опознали?
– На это он мог рассчитывать только в том случае, если был уверен: в ближайшее время никто девушку искать не будет. У нее здесь ни родственников, ни друзей…
– Значит, она вовсе не была случайной жертвой.
– Наши догадки пока мало чего стоят, – заметил Берзинь.
А я усмехнулась:
– Давай я скажу то, что не решаешься сказать ты. У моей матери был повод ненавидеть эту девушку и даже желать ей смерти.
– Повод был, но это вовсе не значит, что убила она. Прежде всего, убить человека ножом не так просто. Даже если ты сильно его ненавидишь. Твоя мать не спецназовец…
– Моя мать имела деньги, ей вовсе не обязательно убивать самой. – Тут я вновь подумала о неизвестном, который жил в квартире подруги матери. – Есть только одно «против», что перевешивает все «за»: это совершенно не похоже на мою маму. Она могла страдать, ненавидеть… что угодно могла… но не убить…
– Наберись терпения, и в конце концов мы во всем разберемся. – Берзинь обнял меня и привлек к себе, и тут у меня зазвонил мобильный.
Любовной сцены не получилось, потому что я полезла в сумку за телефоном. Звонил отец. Это почему-то напугало, какое-то время я прикидывала: отвечать или нет, – и, наконец, ответила:
– Да, папа.
Голос отца звучал привычно ласково, и я поне-многу начала успокаиваться. Папа спрашивал, где я, сообщил, что сегодня решил закончить работу пораньше, и просил заехать к нему. Я сказала, что буду примерно через час, и убрала телефон.
– Что он хотел? – спросил Берзинь.
Меня неприятно поразила его интонация, точно речь шла об общем враге.
– Закончил работу пораньше, хочет увидеться, – пожала я плечами.
– Чепуха. Он уже знает, что ты затеяла, и ему это не нравится. А когда выяснит, кто тебе помогает… не удивлюсь, если тебя запрут в твоей детской.
– Не говори глупостей, – отмахнулась я. – Отвези меня домой.
– К тебе или к нему?
– Ко мне.
– Надеешься сохранить в тайне факт нашего знакомства?
– Чего ты добиваешься? – разозлилась я.
Берзинь тут же пошел на попятный:
– Я подожду возле его дома… ты встретишься с отцом, и я тебя отвезу…
– В таком случае ждать тебе придется хренову тучу времени… – И тут до меня дошло. Я таращилась на Лео в полном обалдении и не сразу смогла произнести: – Ты что… ты думаешь… да ты спятил…
– Я просто не хочу, чтобы ты вдруг исчезла. Как твоя мать.
Удар ниже пояса. С полминуты мы смотрели в глаза друг друга, гнев боролся во мне со страхом, что Берзинь может оказаться прав, ведь ему эта мысль не в пьяном угаре явилась, он сделал вполне логическое заключение… Любые факты можно трактовать по-разному. Или почти любые… Я знаю своего отца и никогда не поверю, что он способен… А Берзинь не знает.
Я продемонстрировала кулак и сказала со всей серьезностью:
