— И она больше нам не принадлежит, — пробормотал Грихальва.
— Восстань со Спиралью! — прокричала Арикен в лестничный пролет вышки. Ответа не последовало. Помедлив лишь секунду, она вошла и осторожно переступила тело, лежащее у основания ступеней. — Тразго отправил меня вам на помощь, братья!
Ступив на винтовую лестницу, медике высоко подняла руки и запела Мантру Вьющегося Единения. Она рисковала, но полку нужно было вернуть станцию, а другие планы капралу в голову не приходили. Если злость сделала её безрассудной, то пусть так и будет.
«Я отправила тебя к ним, Офель, — подумала Арикен. — И они погубили тебя».
На полпути вверх медике нашла еще одно тело с переплетенными, как у сломанной куклы, ногами. Она стянула спиральный амулет с шеи мертвеца и надела на себя, стиснув зубы.
«Нет позора в том, чтобы обратить их трюки против них самих», — сказала себе капрал, но эти слова не уняли отвращения, пробужденного в ней витым кусочком обсидиана. Арикен продолжила восхождение, ярость укрепляла её с каждым шагом.
В дверном проеме на конце лестницы стоял солдат, целившийся в нее из лазгана. Сердце медике замерло в миг узнавания. «Коннант». Первый из паломников, кто встал рядом с ней, когда Омазет собирала живую десятину. Бывший боец СПО быстро показал себя умелым солдатом и получил под командование отделение плавняка.
«Он мой друг, — подумала Арикен. — Один из немногих, что у меня еще остались».
— Арикен? — удивленно произнес Коннант. — Ты с нами?
— Где же мне ещё быть, брат? — ответила она свирепо. — Еретики украли наши жизни, но они не в силах погубить правду!
— Тразго никогда мне не говорил…
— Ну, он же обожает секреты, — криво улыбнулась медике.
Услышав это, Коннант просиял, словно сбросив тяжкий груз с плеч.
— Ага, точно! Мне не стоило в тебе сомневаться, сестра. Ты всегда была лучшей из нас.
Он махнул рукой, подзывая её.
— Заходи! Мне надо снова запереть дверь.
Внутри оказались еще двое солдат, мужчина и женщина, оба бывшие паломники. Они улыбнулись, увидев Арикен и их радость была заразительна. Еще один боец скрючился возле главной вокс-станции, на затылке у него кровоточила рана.
— А это кто? — спросила капрал.
— Вокс-оператор, — ответил Коннант, — слишком полезный, чтобы убивать. Кроме того, мы наверняка сможем уговорить его перейти к нам, когда все это закончится. — Он устало покачал головой. — И так уже чересчур много убитых.
— Ты хороший человек, Коннант, — сказала Арикен, неожиданно для бойца обнимая его. — И всегда таким был.
«Я не смогу, — подумала медике, выхватывая пистолет. — Это уже слишком».
Но рефлексы, которые выпестовала в ней Омазет, были сильнее всех чувств и сомнений. Арикен выстрелила Коннанту ниже затылка и толкнула его в сторону остальных. Когда труп врезался в культистов, медике уже падала на пол. Пока враги пытались понять, что происходит, она вновь нажала на спуск. Первый лазерный луч ударил мужчину в грудь, второй пробил дыру в щеке женщины. Бронежилет первого поглотил большую часть разряда, и он уставился на опалину в месте попадания.
— Арикен, что…
— Прости, — ответила капрал, стреляя ему в голову. Она повернулась к сжавшемуся в комок связисту. — Выруби музыку и восстанови связь.
«Ты ошибся, Крест, — подумала девушка. — Теперь я Чёрный Флаг. Больше во мне ничего не осталось»
Казимир обходил сошедший с рельс поезд, глядя, как его собратья выбираются из перевернутых вагонов. Жертва бывшего командира Сенки окупилась сторицей. Поезд врезался в «Часового», словно пуля, отчего и шагоход, и локомотив испарились в неистовом взрыве. Летиец в ужасе смотрел, как остальной состав слетает с путей и несется по камням. Посыпались искры, вагоны охватили языки пламени, а затем поезд опрокинулся. Первый вагон оторвался от сцепки и перевернулся на крышу, после чего внутри детонировала граната, или какое-то тяжелое оружие. Загремели вторичные взрывы, и никто не выбрался из разверзшегося ада.
«Должно быть, там сотни погибших», — с тяжелым сердцем прикинул Казимир.
Грузовики «Голиаф» и равнинные багги подтянулись к составу, а затем, когда в кузова и кабины набились уцелевшие из других вагонов, устремились к крепости. Тут Сенка ощутил приступ кровожадности — появился грузовик, везущий примаса. Фиолетовый корпус машины был украшен размашистыми спиралями, над кузовом развивалось знамя культа. С обеих сторон от флага горбились покрытые хитином твари, царапая пол когтистыми лапами. Их удлиненные головы дергались, словно змеиные. Сам военачальник стоял над проходческим щитом, обозревая разрушенный поезд с хмурым выражением лица.
— Мы заставим их заплатить за это! — подумал Казимир вслух. Он увидел, как ещё одна четверорукая тварь выбежала из ближайшего вагона и помчалась к нему. Её панцирь был расписан золотыми спиралями, а левой пары верхних лап недоставало.
«Терзающий Охотник», — понял Сенка, узнав святое создание из притч Ксифаули. Когда оно взобралось на «Часового» и устроилось на крыше, летиец раздулся от гордости. Он был избран нести праведника в битву!
— Я благословлен, — торжественно произнес Казимир.
Он запел «Режущие псалмы» Спирального Змия и продолжил путь, объятый жаждой низвергнуть еретиков.
Затворившись в святилище донжона, полковник Кангре Таласка лихорадочно чертил поверх тёмного клубка, созданного им ранее. Лишь малой капли не хватило Спиральному еретику, чтобы отвратить его от света Бога — Императора, и Таласка пылал от стыда. Но ярость в нём всё же горела ярче и понуждала вглядываться в сеть, которой обманщик оплел его душу. Она была обрывочной и истончившейся, но ее нити проникали повсюду, и Кангре заставил себя следовать за ними. Когда Вирунас вторгся в его мысли, то обнажил собственные, и среди его лжи были рассыпаны зерна истины.
— Мое божество спит… пробуждается… — шептал Таласка, выцарапывая на стене обвитый спиралью глаз, — связанный плотью… погребенный под истиной. Истина…
«Веритас! — прозрел Кангре. — Их бог заперт под шпилем Веритас, и он создание из плоти и крови. Тварь, которую можно убить огнем и мечом…»
Его руки кружились, действуя синхронно, вплетая всё новые узоры между старых. Вменяемому человеку творение Таласки показалось бы бессмысленным, но для Собирателя оно воплощало порядок среди хаоса, великолепие на фоне ничтожности. Из горнила чернил выплыло лицо, злобное и благородное, возносимое и мучимое морем терний, которым оно владело и о котором оно скорбело. Кангре закрыл глаза, но его руки продолжали безумную пляску.
«Посмотри на меня, Собиратель, — потребовала расколотая тень, заговорив сплетением чужих голосов. — Посмотри на меня и познай ложь».
«Встань рядом с нами во имя Бога-Императора», — отозвалось в голове Таласки эхо полуправды, предложенной ему Вирунасом.
