— На измену пробьет! — засмеялся толстячок Веня.
— Как это — на измену? — Настя смотрела на него с самым серьезным видом.
— Ну, война с немцами…
— Парашютисты с четвертого этажа, — хохотнул Славик.
— Лучше не рисковать, — качнул головой Сева.
— Если не рисковать, какие же вы парашютисты-десантники?
— Ну, я уже свое отслужил…
— А с тобой и так все ясно. — Настя прильнула к Севе, обвила рукой его шею. — А салаги пусть прыгают…
— Да не вопрос!
Толстячок полез в сумку, вынул оттуда папиросу и, посматривая на запертую дверь, стал вытряхивать из нее табак, чтобы забить «пяточку». Настя сидела на кровати, отстраненно глядя в окно. Как будто она не имела никакого отношения к происходящему.
Косяк пустили по кругу, Настя затянулась, закашлялась, из глаз брызнули слезы.
— Ну и зачем тебе это надо? — Сева недоуменно смотрел на нее.
— Хочу забыть, — тихо, на ухо сказала она.
— Кого?
— Ты знаешь… Его забыть, тебя вспомнить… — Ее рука теплой змейкой влезла к нему под рубашку.
— Можно и без этого…
— Не будь занудой.
Она продолжала кашлять, затягиваясь, но ни разу не пропустила своей очереди. А когда от папиросы остался только один мундштук, удивленно глянула на Веню.
— И это все?
— Да, это конец… А где же пистолет? — прыснул он, вспомнив анекдот про Штирлица.
— А где измена?
— Ты хочешь кому-то изменить? — спросил Костя и, не поворачивая головы, глянул на Севу.
— С тобой нет, — качнула головой Настя. — Глупости говоришь. А я с плохими парашютистами не вожусь.
— Я хороший.
Веня достал вторую папиросу. Сева даже не пытался его остановить. Просто вдруг стало интересно, что будет дальше. В конце концов, Настя ему даже не подружка. Случайно, можно сказать, пересеклись…
А Настя разошлась не на шутку. В то время как все делали по тяге, она позволяла себе по две. И так насосалась, что ее стало выкручивать наизнанку.
— Я сейчас!
Приложив руку к животу, она направилась к двери. Но спохватилась, вернулась, взяла сумочку.
— Платок забыла, — будто оправдываясь, сказала она.
И ушла — вместе с сумочкой. Минут через десять Сева отправился за ней, но не нашел. Он обыскал весь этаж, но ее нигде не было. Тогда он спустился вниз, на вахту. И оказалось, что Настя ушла совсем. То ли заклинило ее, то ли обиделась.
А если заклинило, то ей опасно находиться на улице. Где искать Настю, Сева не знал, поэтому отправился к ней домой.
Настя открыла дверь сразу.
— О! Какие люди!.. — обрадовалась она.
Сева потрясенно смотрел на нее. В глазах у нее дым от папирос, но поведение вполне адекватное. И улыбка как будто от души.
Она взяла его за руку, провела в квартиру.
— Мама, к нам Сева пришел!
Из кухни в прихожую вышла сдобная румяная женщина, радушно улыбнулась. Глядя на нее, Сева не мог понять, то ли от нее пахло свежими пирожками, то ли на кухне что-то готовилось.
— Сева?! Тот самый?!
— Сева уже давно хочет познакомиться с тобой!
— Ой как хорошо! Сейчас будем пить чай!
Настя снова взяла Севу за руку, на этот раз она завела его в свою комнату.
— Мама, мы сейчас!
Она закрыла за ним дверь, прижала его к стене. И какое-то время смотрела на него так, как будто собиралась поцеловать. Но даже носиком к щеке не прижалась.
— Ты такой хороший! — сказала она.
И вид у нее был такой, как будто она собиралась признаться ему в любви. Но ведь не признается. Так и будет мутить дальше.
— Что с тобой происходит? — спросил он.
— А что со мной происходит?
— Ты же сейчас под кайфом.
— Ты же не скажешь маме! — тихо, но с громким возмущением сказала она.
— Для тебя это как для слона дробина.
— Да нет, просто не действует…
— Мало?
— Давай не будем! — Настя умоляюще глянула на него.
— Женя тебя испортил, — качая головой, сказал он.
— Неправда. Моим первым мужчиной был ты.
— Он дурно на тебя влияет…
— Надеюсь, ты будешь влиять хорошо. — Она смотрела ему прямо в глаза.
А улыбка такая мягкая, такая непорочная. Но под этой овечьей шкурой скрывалась самая настоящая лиса. Которая непонятно что задумала.
— А оно мне нужно?
— Нет? — Она смотрела на него, как будто собиралась заплакать.
Но Сева разглядел в ней притворство.
— Сначала ты должна мне рассказать все.
— Нет, — твердо сказала она.
— Тогда извини.
— Да, конечно.
Она повернулась к нему боком и взглядом показала на дверь. Она прогоняла его. Но сказала совсем другое:
— Сейчас ты познакомишься с моей мамой. И, пожалуйста, не огорчай ее.
— А смысл?
— Смысла нет. Я с тобой спать не буду. Но я хочу, чтобы мы были с тобой хорошими друзьями. И маме так будет спокойно.
— Да?
— И пожалуйста, не задавай за столом глупых вопросов.
Ирина Витальевна пекла пироги, но накормила Севу и свежими голубцами с домашней сметаной. А потом с работы вернулся Василий Лукьянович. Он принял Севу как дорогого гостя, распечатал бутылочку коньяка.
Уходил Сева под впечатлением от встречи. И только на улице он понял, что ни разу не спросил, где была Настя и что с ней произошло. А Василий Лукьянович должен был это знать. Но Сева так и не решился задать вопрос из тех, от которых его отговорила Настя. И дело не в чувствах родителей, которых он должен был беречь как всякий порядочный человек. Настя подчинила его своему влиянию, потому он и пошел у нее на поводу. Но именно это и пугало. Что, если она собиралась использовать его как ширму, чтобы прятаться за ним от родителей? А прятать ей, вне всякого сомнения, есть что…
* * *
Олеся ожидала троллейбус, а Настя подъехала к остановке на такси.
— Конкурентка? — спросил водила, кивнув на Олесю.
Настя удивленно глянула на него. Не говорила ему ничего, просто сказала остановиться и ждать.
— Под «Интуристом» небось стоите?
— Почему под «Интуристом»?
Примерно такой же вопрос задала ей в «обезьяннике» Василина. Но тогда Настю еще можно было принять за проститутку — из-за ее потрепанного вида, а этот с чего взял? Неужели есть в ее облике что-то такое безусловно порочное?
