Дот просыпалась с рассветом и сразу же принималась за хозяйские хлопоты. После переезда в Уолтемстоу она каждое утро начинала с того, что драила чистящей пастой все рабочие поверхности на своей крохотной кухоньке, потом наводила блеск на полке в камине для подогрева пищи, затем принималась за полы на кухне – подметала, мыла, скоблила. После чего наступал черед кранов и раковины из нержавеющей стали, которая полировалась до тех пор, пока не начинала сверкать, как зеркало. С помощью щетки для чистки ковров Дот выметала пыль из всех углов, сметая мусор с линолеума и бетонного пола, а в завершении уборки протирала влажной тряпкой каминную полку, спинки и сиденья двух виниловых стульев. Стулья презентовала им на свадьбу мать Уолли, слезливая женщина с бескровно бледным ртом. Вся уборка занимала минут двадцать, после чего можно было со спокойной совестью утверждать, что с домашними делами на сегодня покончено.
Из-за проблем со спиной Уолли временно не работал на заводе, а потому у него вошло в привычку спать до позднего утра. Из спальни он высовывался не раньше одиннадцати, шествовал вначале в ванную, потом перемещался в гостиную, усаживался на один из подаренных матерью стульев и начинал потягиваться в разные стороны и зевать со счастливой улыбкой на лице, что делало его в эти минуты очень похожим на ленивого вальяжного кота. Потом он снова исчезал в спальне и наконец представал перед Дот уже в одежде, с более или менее приглаженными волосами, но небритым. На заросшем щетиной лице отчетливо виднелись складки от подушки. Дот проворно проскальзывала в спальню, открывала настежь окно, делая все возможное, чтобы запахи присутствия мужа в этой комнате побыстрее выветрились. Воздух и в самом деле был очень тяжелым: такой смешанный, но очень едкий запах мужского пота плюс стойкий сигаретный дым, которым, казалось, провоняло все вокруг. От этого букета ароматов ее сразу же тянуло на рвоту. Но, как говорится, терпи, Дот, терпи! Приходилось как-то бороться с приступами тошноты (а чего она еще ждала, на что надеялась?), сдерживать себя из последних сил, чтобы не вырвало прямо на матрас. Ах, как же ей хотелось просыпаться по утрам в комнате, в которой пахло бы, как когда-то в ее детской, – сладковатые ароматы фруктового шампуня и никаких взрослых запахов. Или в комнате, где пахло бы Солом – его дорогими одеколонами и экзотическими маслами. Какое-то время Дот стояла у распахнутого окна, вдыхала в себя полной грудью свежий воздух с улицы, бесцельно разглядывая крыши соседних домов. Потом прибирала постель: расправляла простынь, накидывала на матрас покрывало, сверху клала две подушки.
Уолли, затягиваясь первой с утра сигаретой, лениво интересовался, когда Дот снова возникала в большой комнате:
– Еще не проголодалась?
Это по умолчанию означало, что пора завтракать.
Дот молча кивала в ответ и спешила на кухню. Включала газ, ставила на плиту сковороду. Уолли неловко топтался рядом, не решаясь спросить напрямую, что на завтрак и будет ли он вообще. Дот кормила мужа два раза в день. Завтрак в двенадцатом часу дня уже больше смахивал на обед или на легкий ленч. А потому она жарила бекон, потом сооружала сэндвич из двух кусков белого хлеба и ломтя бекона, обильно смазав его кетчупом, после чего следовала кружка крепкого свежезаваренного чая. Часам к пяти Уолли снова выказывал желание поесть. На сей раз число бутербродов с беконом увеличивалось, иногда еще жарились яйца, которые тоже раскладывались по ломтикам белого хлеба, предварительно смазанных кетчупом. По средам и пятницам Дот покупала рыбу и жареный картофель в дешевом бистро, которое сравнительно недавно открылось на первом этаже их дома, и они съедали все это руками прямо из пакетов. И как только Дот подносила ко рту очередной ломтик жареного картофеля, почему-то тут же вспоминала про Сола и про тех устриц в больших раковинах, которые, по его словам, подаются в его доме на больших блюдах.
Но вот все готово. Дот осторожно ставит тарелку со снедью на ручку стула и замирает в ожидании, пока Уолли всласть почешет свой подбородок. Завтрак подан!
– О, бекон! Чудесно!
Дот точно знает, что Уолли лжет, но не может понять, почему он это делает. Хочет подлизаться к ней, что ли? Больно нужны ей его комплименты!
– Я могу поджарить пару тостов, если хочешь.
– Тосты? Нет, спасибо! Этого вполне достаточно! Если ты и впредь будешь меня так закармливать, то я в скором времени превращусь в жирного поросенка.
Уолли смеется в надежде, что Дот поддержит его шутку. Но она даже не улыбается в ответ.
Она лишь молча разглядывает мужчину, сидящего перед нею. Этот мужчина никогда не пользуется одеколоном, он не умеет петь или танцевать, он может прилюдно почесать себя везде, где ему вздумается, и никогда не чистит зубы. Ну что можно сказать такому человеку? Лучше промолчать.
Уолли откусил сразу почти половину бутерброда.
– Я так и думал, что тебе нравится готовить. Вон твоя мать какая отличная кухарка! Да и во всем остальном тоже…
Небольшой кусочек белого хлеба выскочил у него изо рта и упал на стул. Дот с трудом подавила в себе желание немедленно поднять эту крошку.
Но удержалась и, лишь молча пожав плечами в ответ, удалилась на кухню и принялась мыть сковороду. Уолли она ответила мысленно. Она всегда разговаривала с ним мысленно.
«Это правда, Уолли. Я действительно очень люблю готовить. Но для тебя мне готовить не хочется. Вот если бы я была замужем за Солом, я бы старалась каждый день выдумать что-то необычное, вкусненькое… А потом мы бы вместе лакомились моими деликатесами, смеялись, разговаривали, прежде чем лечь в постель. Ах, Уолли! Если бы мне пришлось обитать вместе с ним даже в такой жалкой лачуге, как наша, то я бы с радостью поселилась и в этом чудовищном месте с этой ужасной кухней, холодными цементными полами и всем остальным… потому что быть рядом с ним – это все равно что лежать среди цветущего клевера, и не важно где, в палатке среди бушующего урагана, без крыши над головой среди каких-нибудь джунглей, главное – рядом с ним. Уже одно это сделало бы меня счастливой. А с нами, то есть с тобой и мной, все наоборот. Посели ты меня даже во дворце, осыпь драгоценностями с ног до головы, мои чувства к тебе останутся неизменными… такими же, как и сейчас. Каждое утро я буду просыпаться с тяжелым сердцем и с одной неотвязной мыслью – как бы поскорее убежать отсюда. Потому что ты – это не он, и ты никогда не станешь похожим на него!»
– Я пошел!
Дот молча кивает в сторону мужа. Наверняка опять собирается встретиться со своими ублюдочными приятелями в пабе. Впрочем, какая ей разница? Так даже лучше. По крайней мере, побудет дома одна. Как только щелкает замок входной двери, Дот торопливо вытирает руки о подол своей юбки и спешит в спальню. Берет стоящий в углу чемодан, открывает его и достает оттуда раковину, которая лежит в самом низу, под ее бельем. Возвращается вместе с раковиной в большую комнату, садится на стул, тот самый, на котором еще совсем недавно сидел ее муж, потом кладет раковину себе на колени. Делает глубокий вдох и начинает говорить. Говорит медленно, четко произнося каждое слово, так, чтобы Сол наверняка все услышал.
