– А чего ты хотела? На что рассчитывала? Ты, можно сказать, почти разрушила нашу семью. Но до сих пор не видишь этого. Мама из-за тебя потеряла работу. Нас едва не вышвырнули из дома. А ты знаешь, что это такое – остаться без крова над головой? Знаешь, я спрашиваю тебя? А если нет, то ступай на вокзал. Там полно таких же бездомных семей, как наша, с маленькими детьми на руках, такими, как твоя сестра Ди, и таких же старых развалин с больными легкими, как я… И все они там валяются в грязи, прямо на мостовых в ожидании смерти, которая неизбежно придет, стоит только ударить морозу. Все эти бездомные люди, они же совершенно беспомощны. И мы были всего лишь в одном шаге от такой же участи! А все по твоей вине! Но самое страшное, что ты до сих пор так и не поняла этого! Какой позор!
Дот снова покачнулась и уцепилась рукой за стену, чтобы не упасть.
– Да, я знаю! Я позор и бесчестие для своей семьи! Одна ядовитая змея в том заведении, куда вы меня отправили, не раз и не два повторяла мне все это! Хоть и монахиня, хоть и служит якобы Богу, но зловредна и порочна! А то, что они заставляли нас делать, это и вообще выходит за всякие рамки! Ужас! Они забрали у нас наших детей. Грейси, Софи, Симон… Той Джуди, про которую ты мне рассказывал, ей, наверное, было даже проще! Знаешь ли ты, папа, что это такое – отдать своего ребенка чужим людям, которые будут растить и воспитывать его, отдать, а потом катить обратно пустую коляску, в которой еще совсем недавно лежал твой младенец? Ты идешь, слезы катятся у тебя градом по лицу, сердце разрывается на части, а ты все идешь этой дорогой позора, словно тебя ведут на публичную казнь. Ты чувствуешь, как набухает твоя грудь и из нее начинает сочиться молоко, а потом ты слышишь, как плачет твой ребенок, и ты понимаешь, что он плачет, потому что ему нужна ты. И одновременно знаешь, что уже никогда больше не увидишь его, не сможешь утешить, подержать на руках, покормить! Никогда больше!
Рег раздраженно свернул газету и швырнул ее на пол. Джоан сидела неподвижно, потрясенная монологом дочери. Она была бледна.
– А чего ты хотела, дорогуша? На что рассчитывало ваше величество? Принести этого маленького бастарда сюда? Жить вместе с нами, под одной крышей? Ты только представь себе, Дот, чтобы из этого бы вышло!
– Не смей называть моего сына бастардом! Не смей! Я не знаю, отец, что из этого вышло бы, это правда! Но был ли у меня какой-то иной выбор? Ведь его изначально не было! Хорошо было бы, если бы ты, отец, меньше обращал внимания на то, что говорят другие… Что они думают… Тогда бы я сама смогла воспитывать своего сына!
– Вот в этом вся твоя беда, дочка! Ты никогда не обращала внимания на то, что думают или говорят другие! Иначе ничего подобного с тобой бы и не случилось!
– Тебя послушать, так я просто преступница какая-то!
– Может быть, в глазах Господа так оно и есть! – неожиданно для всех подала голос Джоан.
Дот резко повернулась к матери. Та по-прежнему неподвижно сидела за столом. И в этой неподвижности было что-то неестественное.
– В глазах Господа? Я тебя умоляю! Как ты можешь говорить такое, мама? Ты ведь и в церковь даже не ходишь! Подбираешь какие-то осколки или ошметки чужой веры, которые тебе подходят в том или ином случае.
Джоан скрестила руки на груди.
– Ты можешь, Дот, рассуждать, как тебе угодно. Но одно мне абсолютно ясно. Ты подставила всех нас! Подвела! Причем самым страшным образом…
Дот издала короткий смешок.
– Вот как? Значит, и тебя я тоже подвела? Боже мой! Еще от него, – она кивнула в сторону отца, – услышать такое – это понятно! Но от тебя! Как ты можешь, мама? Ведь ты же сама рожала, ты прекрасно знала, через что мне предстоит пройти, но слова доброго не сказала мне! Выгнала вон, выставила за порог, даже не посоветовав, как женщина женщине! Сунула мне в руки какой-то сопливый носовой платок, и все! А ведь одно-единственное доброе слово в тот момент значило для меня много больше, чем все остальное! Как ты не понимаешь этого, мама? Но нет! Холодное отчуждение, неприступный вид – это ведь тоже было частью вашего наказания мне. Вы хотели заставить страдать меня еще больше… А за что было наказывать? За то, что я, видите ли, влюбилась не в того! А я ведь влюбилась! Речь не шла о сексе! Я любила его! Любила по-настоящему!
Дот почувствовала, как слезы снова полились по ее лицу.
– Я бы поехала за ним на край света! Я и собиралась уехать, бросить все, вас, этот проклятый дом… эту проклятую страну… в которой живут люди, готовые осуждать меня, называть преступницей и позорищем. А ведь все мое преступление состоит только в том, что я полюбила!
– Думаешь, ты единственная девушка на свете, кто остался ни с чем? – бросила ей мать. – У нее, видите ли, разбито сердце! Из-за чего? Маленькая такая трагедия… Споткнулась и пошла дальше!
– Маленькая трагедия, говоришь? Да я собиралась за него замуж! Я родила от него ребенка! Твоего внука, между прочим! Маленький мальчик, о котором сейчас заботятся посторонние люди. Они его кормят, одевают, купают, укладывают спать, поют ему на ночь колыбельные… И все потому, что у его отца, видите ли, не тот цвет кожи! Это какая-то нелепая шутка! Представить себе, что ты сидишь в церкви, бормочешь какие-то там молитвы в полной уверенности, что все так и надо! Как ты можешь! И как можно оправдать то, что ты со мной сделала? С нами! Что это за такая ужасная, бесчеловечная вера? Что это за церковь, в которой нет места снисхождению?
– Не я одна повинна в этом! Весь мир такой! Пора бы это уже понять…
– Пусть мир такой! Но это вовсе не значит, что он должен быть таким!
– Разумное замечание, Дот! – подытожил ее слова Рег. – Но реальная жизнь – она такова!
– Думаешь, я не понимаю этого, отец? Думаешь, после того, через что мне пришлось пройти, у меня еще остались какие-то иллюзии насчет собственной жизни? Я родила сына, а он никогда не узнает, кто его настоящая мать. Где же справедливость? Почему этому ребенку уже изначально было отказано в праве иметь родных отца и мать только на том лишь основании, что его дедушка не приемлет цвет кожи его отца? Подумай об этом, папа! Вы оба подумайте! Отмотайте время назад и хорошенько подумайте над тем, что вы сделали! В какое дерьмо вы себя превратили! Сами!
– Однако, Дот, он тебя бросил! – Джоан произнесла эту реплику тихо, но с особым ударением в голосе. Пора наконец сказать главное! – Он уехал, даже не попрощавшись с тобой! Так не поступают те, кто любит. Понимаю! Ты злишься, негодуешь, пытаешься переложить вину на меня, будто от этого тебе будет легче. Но не с меня все началось! И не я закрутила всю эту карусель… Понравится тебе это или нет, но я назову вещи своими именами. Он взял от тебя то, что хотел, а потом бросил с легкой душой. А ты теперь расплачиваешься за все остальное.
– Он хотел жениться на мне! – Дот медленно сползла на пол у стены, ноги у нее задрожали и стали ватными. Но она выкричалась и, как ни странно, протрезвела.
– Неужели? И ты веришь этому? Подумай сама, Дот! Неужели он и правда собирался жениться на тебе?
