– Ужо так-то косоруко мало кто обихаживает коня, разве еретики, – укорил конюх, оттирая от стойла. – Идите вона – зовут вас. До дона Кортэ им тайная надобность.
Король охотно отдал поводья обоих скакунов и пошел в темный закут, к прикрытой двери, ведущей на задний двор. В тени беспокойно озирался рослый мужчина, он прятал лицо не менее усердно, чем сам Бертран: то и дело тянул капюшон ниже и прикрывал перчаткой подбородок. Одет был неброско, большего и не сказать.
– Эй, еретик, – шепнул незнакомец, – жить тебе и твоим людям в городе осталось дня три, так и знай. Вот бумаги, просмотри и обдумай. Молчи! Вот вещица, скажешь рыжему, её я и передал, он умеет вызнать тайное, у него тут всюду глаза и уши. Я оказываю тебе услугу, мои хозяева готовы сделать больше: безопасно проводить до границы. Но ты в обмен дай знать: чем лечил королеву? Все о её здравии, мой наниматель предан Изабелле и желает служить ей. Особенно теперь, когда выскочки из Барсы вовсе потеряли стыд и ум, не только вас желают резать, но и своих единоверцев. Понял всё?
Бертран кивнул, ниже наклонил голову и принял вещицу, завернутую в несколько слоев ткани. Посыльный тщательно прикрыл лицо, поправляя шляпу, выглянул в проход, опасливо покосился на конюха и далее – на светлый проблеск главного двора в открытых воротах конюшни.
– Ночью к тебе в дом постучатся. Приготовь запрошенное, запиши о лечении всё, подробно.
Король, самый главный «выскочка» всей Барсы, кое-как сохранил спокойствие, хотя бы внешнее. Еще раз кивнул и отвернулся, заставив себя не проверять, куда удалился незнакомец, скользнувший в щель черного хода. Пусть убирается. Довольно уже шумных глупостей и вспышек гнева. Вещица в ткани оказалась свернутым в трубку письмом на имя Кортэ, вскрывать его и читать король себе запретил. Прошел мимо стойл к главным воротам и замер в тени, наблюдая за нэрриха. Тот привычно ругался, простой и даже глуповатый на вид, эдакий здоровяк с толстым кошелем и убогими запросами: хапнуть, нажраться, подраться… Сейчас дон изволил слегка почесать кулаки и выпроваживал из гостерии подвыпивших гуляк, норовя напоследок одарить каждого подзатыльником. Хозяин заведения мухой вился рядом и жужжал благодарности, похожие на причитания.
– Уж вы мудры, уж вы к нам всегда с пониманием, уж все, от вас исходящее, есть свет, и мы благодарны…
– Ты хоть иногда умом поправляйся, – посочувствовал Кортэ, последний раз пнув пониже спины самого нерасторопного пьяньчугу. – Я как в отхожем месте сяду, от меня такое исходит… За золото продавать с лопаты не пробовал?
– Грех с вами один, – всхлипнул хозяин, так и не решив, смеяться или пугаться.
– Грех, но не один. Ужин готовь, я жду гостей. Сидр подай наилучший.
– Тот самый?
– Именно. Малый бочонок выкати. Мы с мирзой Абу изволим гулять. Да: для него неси баранину. Шутка ли, он спас королеву от тяжкого недуга. Во как. Еретик, а с понятием.
– Свят-свят, – всплеснул руками хозяин «Курчавого хмеля», вмиг убежал распоряжаться – и распространять свежие сплетни.
Король выглянул во двор, ругая себя за юношескую горячность: ему уже нравилось таиться в неузнанности, предвкушать пробу загадочного сидра. Дела государства снова хотелось отдать в изящные и крепкие руки жены. Умной, опытной в политике, обладающей связями и обаянием… Верной. Увы, последнее пока под сомнением, только Эспада рычал: подозрения ложны, доказательства измены – подделка, обман и ловушка. Божился, чертей поминал, сгоряча хватался за дареную еретиком саблю. Но толком вызнать ничего так и не смог. За что, в сущности, и поплатился – за неумение быть убедительным… Или за чужую слишком уж горячую ревность?
Кортэ заметил короля и вежливым жестом пригласил в дом. Сам проводил длинным коридором мимо многих комнат, по лестнице, снова галереей – до дальних, тихих и дорогих залов. Подвинул кресло, усадил.
– Придется вам мириться с тем, что я всех иных гостей тоже рассажу. Вы король, но гости-то мои. И сидр мой. И денежки плачу я. Ваш сегодня – только заговор.
– Дозволяю сегодня сидеть в моем присутствии всем вашим гостям, – безразлично отмахнулся король. – Тьфу, ну и гадость эти еретические платки.
– Снимите, уже можно. Слугу для особенных случаев я нанимал сам. Он нем, глуховат и изрядно стар. Зрение его таково, что лишь день от ночи отличает, блюда мы принимаем у него сами, ставим на стол тоже сами, так удобнее, чем подбирать с пола. Зато сплетен никаких.
– Зачем мы здесь?
– Явится Вион, я прикажу ему нашептывать тишину. Тогда узнаете. Ждите.
– Он всё же заговорщик или нет?
– Как у вас просто! С молчаливого согласия короля едва не отравили его любимую жену. Он заговорщик или нет? – прищурился Кортэ. Покосился на дверь, первым разобрав шум. – Ага, вот и гости.
Бочонок с сидром – на ведро, не более – внес Вион, установил в середину стола. Настороженно пристроился в дальнем от короля кресле, как указал учитель. Сам Кортэ уже звучно хлопал по спинам двух полненьких невысоких синьоров – король поморщился и сразу распознал в повадке и одежде людишек убогое их, низовое происхождение. Отвращения к призванным за общий стол добавляли вышитые золотой нитью знаки ростовщической гильдии на камзолах, скрашивало впечатление лишь то, что гости веровали в Мастера и, судя по чертам лица, происходили из коренных эндэрцев восточного, барсанского, толка.
Оба замерли возле Виона, поклонясь до пола и робея сесть. Бертран расстарался, изобразил благосклонную улыбку и указал на кресла, уже перенеся свое внимание на нового гостя. Тощего невообразимо: багряная ряса висела на нем, как на пугале, позволяя учесть все ребра и ужаснуться впадине живота… Спутники тощего выглядели особенно массивно и внушительно рядом с ним. Все трое были облачены в короткие рясы воинов и опоясаны эстоками, напоминающими весом и длиной старомодные мечи-полуторники. Они королю кивнули деловито, без избытка восторженности. Заняли места рядом, слева и справа.
В дверь протиснулся, шаркая и кряхтя, старик с подносом, Вион вскочил и забрал еду. Кортэ под локоть провел слугу до двери, вытолкнул и сразу же вернулся, хозяйски держа за плечо еще одного человека, юркого и на редкость невзрачного. Усадил его – и сам рухнул в последнее свободное кресло. Нагнулся вперед, наполнил черпак сидром, подхватил кубок и принялся молча, сосредоточенно переливать напиток из высоко поднятого черпака в кубок, опущенный так низко, как только позволяла длина рук. Сын тумана повторил ритуал еще два раза и подбородком указал – отдать кубок королю. Взял следующий и занялся тем же делом, пока гости резали и раскладывали мясо.
– Вольмаро? – на выдохе, благоговейно, шепнул юркий незнакомец.
– Сорт яблок теперь именуется Осеннее золото, хотя по мне вкус у них горчит и зеленью вяжет рот. Но название выбрал я, значит, оно – золото. Бочки для выдержки старые, еще не те, что ты подбирал и присылал, – отозвался Кортэ. – Что с моими новыми просьбами?
Юркий, как прозвал его мысленно король, в несколько длинных глотков выхлебал напиток, посидел с прикрытыми глазами, смакуя. Огорченно сморгнул, глядя в пустой кубок.
