– Лучше уж ты не ломай ногу, – серьезно попросил Альба. Рассмеялся привычно, почти без звука, лишь выдыхая радость. – Зоэ, ну можно ли себя счесть пустотопкой, пока живет на свете мой славный учитель Кортэ? Когда он танцует, мостовая охает от недоумения. Косолапый пустотоп, он сам так называет себя.
– Он не пустотоп, – покачала головой Зоэ. – Но я плохо учу. Он странный, все у него чересчур и все штурмом-приступом. Оба вы не похожи на детей ветра. Ты серьезный, а он вовсе упертый. Таран на двух ногах… Как такого учить? Он повторяет в точности, будто марширует, а надо – искать своё, внутри. Это как стихи. Хочешь сочинить свои, не собирай их из обломков чужих строк, как стену из кирпича, выломанного из руин брошенного дома. Ты понимаешь, а возьмись вот Кортэ стихи писать, а?
– Да уж, – Альба рассмеялся.
Улочка, ловко уклоняясь от выпирающих углов домов, то ныряла в низкие затененные арки, то выплескивалась в прожаренные солнцем дворики, то снова гулко множила звук шагов, сдавленный ладонями стен. Эхо догоняло, торопило, смутной тревогой толкало в спину. Когда навстречу покатилось чужое дробно-поспешное эхо, Альба поправил виуэлу за спиной и вроде бы невзначай опустил ладонь на ножны эстока. Зоэ вздохнула. Она точно знала: выбежавший навстречу дворцовый посыльный споткнулся и замер, наткнувшись на острый, вопрошающий взгляд нэрриха. Слуга сразу же склонился подрубленным колосом, спасаясь от недовольства Альбы.
– Вас ждут, донья Зоэ.
– Она не донья, – резко уточнил нэрриха. – И пусть иным врут без роздыху, что ждут, так и передай секретарю. Еще раз отошлёт тебя портить нам настроение и скоблить совесть, я в ответ испорчу ему… что-нибудь.
Посыльный смолчал, не разгибаясь и стараясь выдавить спиной нишу в стене, чтобы надежно укрыться от гнева нэрриха. Зоэ дернула Альбу за рукав и потащила вперед, спасая ни в чем не повинного слугу от угроз – наверняка пустых, но звучащих внушительно.
У калитки дворцового парка тоже ждали. Снова люди склонились, не осмелились торопить и сопровождать, сполна оценив гнев нэрриха. По дорожкам до самого дворца шли быстро и молча: Зоэ опасливо думала о королеве, способной прямо теперь потребовать новый танец. Альба молчал и разделял тревогу, а затем сердито фыркнул, первым приметив в прогале листвы стену дворца.
– Королева в переплете, ткет удавку паутины, – взялся он за свое, рифмуя просто так, чтобы выплеснуть досаду.
Зоэ глянула вверх и успела заметить за окном кабинета промельк движения: Изабелла Атэррийская, наследница власти многих поколений воинственных королей западной ветви древнего рода Траста, действительно только что стояла у окна и смотрела в парк. Ждала?
– Я не слышу ветер, потому что пустотопка и переживаю, – вздохнула Зоэ. – И ты, значит, поутру не просто так порвал две струны. Ждешь дурного?
– Вроде и не с чего, – пробормотал Альба, кивнул слуге и пропустил Зоэ в дверь, на винтовую узкую лестницу черного хода. Усмехнулся. – Всякий ветер ощущает в штиле взвод тугой пружины… или смертную усмешку черной ключницы горбатой.
– Мрачновато, – пожаловалась Зоэ.
– Или шторма приближенье, для отважного – отраду, – Альба исправился, добавив новую рифму. Тряхнул головой, прогоняя шутки. – Зоэ, я всего лишь ветер, запутавшийся в твоих волосах, я следую твоему настроению. Видишь ли, порой у меня своего и нет… Нам одного на двоих довольно. Разве не так?
Винт лестницы закрутился на два полных оборота, уперся в площадку у двери. В низком проеме уже ждал очередной вежливо-настороженный слуга. Зоэ пригнулась, минуя порог, выпрямилась и зашагала по галерее в сторону малого кабинета королевы. И почти не удивилась опасливому шепоту слуги за спиной.
– Дон Альба, его величество пожелали видеть вас, они как раз теперь принимают маэстранте.
– Терпеть не могу хамоватых скотин с копытами, так и норовят влепить хвостом пощечину, – пробормотал Альба. – Зоэ, я скоро. Надеюсь, вся армия Эндэры не вынудит меня сесть в седло, ибо кусачая тварь есть воплощение тьмы и ереси.
Зоэ хихикнула, торопливо нащупала веер, с утра оттягивавший карман нэрриха и ничуть не нужный в городе. Лепестки из резной кости раскрылись с легким стуком, пряча лицо до самых глаз, ведь во дворце не приняты яркие проявления чувств, даже и искренние. Но повод для улыбки имеется: беднягу Альбу теперь ждет сам Бертран Барсанский. Его величество неплохо владеет лицом и вполне успешно прячет настоящие чувства без всякого веера, допустимого лишь для доний. Король уже натянул парадно-безупречную улыбку… и потирает руки в предвкушении занятного зрелища. Поблизости наверняка прогуливаются доньи и доны, совершенно случайно они не упустят дивный повод для сплетни, в подробностях живописуя сцену взаимной неприязни юного нэрриха и очередной лошади, выезженной специально для него лучшим столичным маэстранте.
Вот и кабинет её величества.
Короткий спотыкающийся шаг через порог стер с лица Зоэ и улыбку, и само мгновенное, несколько лихорадочное веселье. Изабелла Атэррийская, полноправная соправительница Эндэры охотно уступала мужу в любых мелочах и забавах, оставляя себе право плести «удавки паутины» больших интриг, упомянутые Альбой.
Даже судя по первому взгляду, сегодня день у королевы не задался: любимое кресло, выбираемое при хорошем настроении, пустует. Изабелла строго выпрямила спину в похожем на жуткое пыточное устройство сооружении, не дающем ни пол-ладони свободы в посадке. И вдобавок одежда… Чего ждать, если правительница предпочла в солнечный день, озаренный радугой, черное глухое платье? Мало того, на стол выложила молитвенник, под правую руку подтянула четки. Более пристальное наблюдение не оставило сомнений: её величество дурно выспалась, под глазами тени. Вдобавок – Зоэ метнула взгляд в сторону – на лице секретаря безнадежное отчаяние затравленности.
– Хотела бы я знать, кто назначает приемы в моей стране? – сухо и зло вопросила королева свой молитвенник. По крайней мере, смотрела она именно на этот предмет.
– Вы, ваше величество, – без промедления признала Зоэ, кланяясь и замирая у входа.
– Тогда почему я – жду? – королева изогнула бровь. Погладила кожу молитвенника. – Да простится мне грех гнева, ибо усмирен сей порок, ты ведь жива и даже не в подвалах… Хотя я не получила нужного ответа на свой вопрос. Ты только что в городе сказала, что более не можешь исполнять танец должным образом, что ветры не отвечают тебе. Это частично объясняет твой отказ быть полезной. – Королева оттолкнула молитвенник, на мгновенье лицо её сделалось брезгливо-недовольным. Четки защелкали, вымеряя ритм слов. – Зачем мне куколка, если она, то есть ты, сломалась? Зачем мне навязанный рождением Альбы мир с соседями, если он мешает унять амбиции северян или присоединить земли юга?
– Значит, мои слова подслушивали? – от изумления Зоэ забыла, что теперь следует молчать и не злить королеву. Плясунья покосилась на скорбно сморщившегося секретаря. – Ну ничего себе бегают эти, у вас на службе которые…
– Надежные люди, – вроде бы развеселилась Изабелла. – Значит, ветер в порту ты отказалась менять всего лишь потому, что стала… – королева добыла из-под молитвенника лист и сверилась с записями. – Стала пустотопкой. Звучит омерзительно. Почему же я должна кормить дармоедов: твою нелепую, неродную по крови семейку и тебя, солгавшую своей правительнице и покровительнице? Зачем, если ты сделалась для меня – бесполезной?
