– Ой, ну конечно! – всплеснула руками Зоэ и заторопилась, вспомнив важное. – Мы ведь не уедем прямо теперь?
– Не ранее обеденного времени, – предсказал Абу, осмотрев комнату. – Иногда я думаю: влюбленные юноши воруют девушек исключительно для сокращения срока на сборы в дорогу…
– Тогда я быстро, я успею, – пообещала Зоэ и торопливо пробралась к окну.
– «Твой стан в тумане шелка» или сперва «Взгляд газели»? – предложил на выбор Альба, подстраивая виуэлу и не обращая внимания на названую сестру.
Ответа посла Зоэ уже не слышала. Она привычно выпрыгнула в сад через низкий подоконник. Хлопнула по шее дареного коня, поощряя разорение цветника, подобрала юбку – и помчалась босиком, ныряя в знакомые бреши зеленых изгородей.
Дон Эппе нашелся именно там, где и следовало ожидать. Еще вчера слуги шептались, а Зоэ разобрала: Эспада изволил гулять преизрядно, вернулся поздно вечером с распоротой рукой, был весь грязный, заляпанный кровью – а вдруг и не своей? Пойди спроси, когда королевский пес мертвецки пьян и вдобавок опасно, неразборчиво зол: взял да и занял покои для отдыха стражи. Сперва дона Эппе пробовали усовестить и выдворить в его собственные комнаты, но выслушав мнение Эспады, не содержащее ни единого принятого в приличном обществе слова, кроме «идите» – повздыхали и ушли, сберегая здоровье, а может, и жизнь…
Близ захваченного Эспадой зала и теперь уныло вздыхали два стражника, прислушивались, переминались – но войти не пробовали. Увидев Зоэ, посветлели лицами, поклонились.
– Вас-то они изволят слушать, – осторожно начал один.
– Сказали бы вы им, негоже чужое-то жилье в конуру превращать, значит, – раздраженно добавил второй.
– Уж так не говорите, – испугался первый.
– Рэй! – попробовала Зоэ перекричать обоих. – Ты как, в уме?
– Н-ну, даже почти трезв, – хрипловато буркнул знакомый голос из полумрака за окном. – Скажи недоумкам, пусть убираются. Я намерен стрелять по всему, что движется, проверяя, не дрожат ли руки. Тут два лука и вроде, арбалет еще где-то.
Стражники хором охнули и дружно сгинули, сочтя место опасным, а дона Эппе – далеким от протрезвления. Зоэ села на подоконник, недоумевая, отчего именно тут он устроен высоким, неудобным? Пришлось прихватить юбку и одним движением перебросить ноги в зал. После улицы внутри оказалось темно. Плясунья немного посидела, привыкая к полумраку, и осторожно пошла вглубь по холодному мрамору, почти на ощупь, натыкаясь на скамьи и моргая, щурясь – но все же слишком медленно привыкая к густой тени, смешанной с едким дымом погасшего очага. Пахло – и это было странно – не перегаром, а прогоревшим камином и чуть-чуть – старым потом. Уткнувшись в длинный стол, Зоэ огляделась увереннее и кивнула Эспаде.
– А я сегодня уезжаю. Вот, решила попрощаться. Абу, и тот уже скучает. Вдруг и ты тоже? Ума не приложу, как ты один останешься чудить? Без меня, Альбы, Кортэ… – Зоэ замолчала, хмурясь и с недоумением отмечая бледный, совсем безрадостный вид Эспады. – Рэй, что-то случилось? Тебе плохо?
– Мне уже год плохо, – скривился королевский пес. – Да, как раз дней десять тому назад исполнился год… Сядь. Хоть тебе могу рассказать. Ты права, кому ж еще? Я обязан королю жизнью. Десять лет назад он, тогда еще совсем мальчишка, прискакал со своими людьми и спас всех, кого еще не успели прирезать в доме семьи Эппе… То есть меня и трех слуг. Мой род не из самых старых и знатных, за отцом была дурная слава, поговаривали, что он обучает клинку и ножу наемных убийц, а не только благородных донов. Не знаю… Не хочу знать.
– Рэй, – Зоэ прошла мимо стола до самого его торца, погладила Эспаду по руке, отодрала засохший, жесткий от крови рваный рукав и охнула, быстро огляделась, выискивая воду и прочее нужное. – Ты бы хоть рану перевязал.
– Царапина, – презрительно поморщился дон Эппе. – Я королевский пес, я служу не за деньги… Он не позволил разорить дом и не допустил обвинений явных и тайных, суда черных и присутствия чернильных городских крыс, готовых раздеть покойника в гробу, требуя с опального мертвого дона по наспех выдуманным долгам… Такое не забывается.
Зоэ нашла подходящие емкости, тряпки. Принесла, поставила на стол, разложила. И занялась раной, вовсе не похожей на царапину. Эспада смотрел в пустоту, молчал и, кажется, не замечал ничего вокруг. Зоэ закончила перевязку, с сомнением осмотрела свою работу. Намочила новую тряпку, сунула Эспаде в ладонь.
– Умойся. Водички вот выпей, холодная.
– Смешная ты, заботишься, – безрадостно отметил Эспада, послушно протер лицо и бросил тряпку на пол. – Обо мне никто не заботится… Некому. Иди, я рано протрезвел, ничего более я не стану рассказывать. Пора тебе.
– Ты приезжай, ну, навещать… – попросила Зоэ. От жалости защемило сердце, и она осторожно погладила Эспаду по волосам. – Пропадешь без нас. Если я не запрещу тебе напиваться, ты вообще трезвый дня не проходишь. Приезжай.
– В женскую обитель? – в голосе Эспады обозначилась насмешливая заинтересованность. – Н-ну, туда скорее впустят вежливого черта, чем меня, даже и трезвого. Грехи чертей малопонятны и сокрыты в тени тонких намеков, мои же грубы и видны всякому. Зоэ, иди. Не трави душу.
– Тебе надо поесть, я сейчас найду хоть кого или сбегаю на кухню, – Зоэ забеспокоилась всерьез, отмечая густоту теней под глазами, провалы щек и тусклость глаз. – Рэй, ну хочешь, я вина принесу… крепкого.
– Пробовал, не помогает, – усмехнулся Эспада. Покосился на Зоэ чуть более осмысленно. – Ладно… Не вышло по-умному, признаю. Тогда уж будет, как будет. Пожалуй, тебе и впрямь пора, идем, провожу. Говоришь, еретик засел у вас?
– Который? Абу?
– Мирза Абу, – кивнул Эспада, поморщился, рассматривая перетянутую тканью руку. – Пусть глянет мою царапину.
– Царапину? Да там кость видна! – возмутилась Зоэ, подбирая с пола перевязь с тяжелой саблей и парой ножей. – Вот хорошо ты решил, идем. Абу полечит тебя. Ой, да ты только сидя трезвый…
Эспада захохотал, тяжело опираясь на стол и норовя подняться на непослушных ногах. Постепенно он переупрямил и хмельную голову, и ленивое тело, и побрел к окну, распихивая башмаком бутыли и черепки, спотыкаясь, бормоча разнообразные проклятия довольно тихо и невнятно. Зоэ тащила оружие и сопела от возмущения. Эспада упал в окно, зарылся лицом в траву и переполз в парк, поминая лишенные святости части тела блаженного Мануэля, загаженный первый камень и самого патора, «блюющего мозгами». Зоэ сокрушенно вздыхала и неслышно, одними губами, шептала извинения для блаженного и даже патора, смаргивая слезинки. Ей было жаль Рэя, одинокого настолько, что и поругаться-то всласть не перед кем…
– Прекрати, твои оправдания не залатают моих грехов, – трезво и серьезно велел Эспада, щупая жалобно похрустывающий древесный стволик.
Он с трудом встал в рост, встряхнулся и побрел вперед – то есть в целом направление угадывалось, хотя тропинка вытаптывалась прихотливая, узорная. Постепенно свежий воздух и движение делали свое дело, изгибы спрямлялись, а скорость шага увеличивалась.
