Проклятое ожерелье натирало кожу и давило на легкие. Милена хотела одного — немедленно его снять, однако понимала, что Делберту это не понравится.
Но Делберту не понравится многое из того, что она хотела сделать.
— Мэм, какие у вас будут распоряжения? — произнес Франклин, и Милена чуть было не сказала ему, чтобы он начал укладывать ее чемодан, потому что она решила покинуть «Зимний Белый дом».
И президента.
— Нет, никаких распоряжений не будет! — произнесла она, и в этот момент к дворецкому подошел кто-то из младшей прислуги и тихо доложил, что президент желает, чтобы ему в кабинет подали колы и еще торта.
— Колу, прошу вас, диетическую. И скажите ему, что торта не осталось, — проговорила Милена, взглянув на горы сладостей на столе.
— Всенепременно, мэм, — ответил Франклин. А потом добавил: — Счастливого вам Рождества!
Милена пожелала старому дворецкому того же и, убедившись, что родичи и приближенные Делберта, разбившись на мелкие группки, о чем-то судачат, направилась к выходу.
Ее присутствие было излишне.
— Добилась, чего хотела? — услышала она серебристый голос и, обернувшись, заметила Злату.
— Поверь мне, я ничего не добивалась, — произнесла Милена совершенно спокойно. — Делберт сам…
Лицо Златы пошло некрасивыми бурыми пятнами.
— Не ври! Конечно, добивалась! Ты — мерзкая, подлая, гадкая тварь! Ты…
Она затряслась в рыданиях, а подоспевший Джереми строго проговорил:
— Не смей подвергать мою жену нападкам!
Милене сделалось очень смешно. Это она-то подвергала Злату нападкам? А может, все было наоборот? Но в семействе Грампов, как она прекрасно знала, правда никогда высоко не котировалась.
Поэтому, ничего не отвечая, она вышла в коридор и подошла к большому окну, за которым можно было различить только черно-сизую стену дождя.
Как бы ей хотелось оказаться там — как можно дальше отсюда.
— Муж сделал вам великолепный подарок, мэм, — услышала она знакомый голос и, не оборачиваясь, произнесла, дотрагиваясь пальцами до холодного стекла:
— Грэг, я же просила звать меня Миленой.
— Да, я помню. Но, кажется, нам не стоит переходить определенные рамки, мэм. Вашему супругу это не понравится. Хотя повода для этого нет ни малейшего!
Милена резко обернулась и, уставившись в мужественное лицо Грэга, хотела было что-то сказать, но сдержалась.
Конечно же, повод был. И этот повод стоял в каких-то пяти дюймах от нее.
— Он ведь жесткий человек, ваш супруг, — добавил Грэг. — И карает тех, кто идет против него.
Неужели этот статный мачо элементарно испугался мести Делберта? Милена ощутила, что на глаза навернулись слезы, на этот раз слезы обиды.
Впрочем, она не имеет права осуждать Грэга. Он был еще молод, полон энергии, желал сделать карьеру. В конце концов, у него были бывшая жена и дочка девяти лет, которых требовалось содержать.
Так почему же он должен был идти на такое безумие, как интрижка с первой леди?
Быть может, по той простой причине, что Грэг… Что Грэг любил ее?
— Грэг… Я… Я… — Милена ощутила, что слезы катятся по ее щекам и что перед глазами возникла прозрачная пелена. — Я хочу сказать, что…
Люблю тебя! Ну, или, по крайней мере, хочу оказаться с тобой в постели.
— Мэм, не говорите того, что может быть опасно и о чем будете впоследствии сожалеть, — раздался его спокойный голос, и Милена была рада, что слезы застилают ей глаза и что она не видит его лица. Столь же красивого, сколь и безжалостного.
— И еще, мэм, это не вы должны сказать мне, а я должен внести ясность и довести до вашего сведения, что…
В этот момент из Золотой столовой донесся грохот посуды и дикий вопль. Грэг, извинившись, метнулся в сторону.
Милена осталась в коридоре, снова повернувшись лицом, по которому градом катились слезы, к окну. Он так и не успел довести до завершения свою фразу, но и так было понятно, что он хотел сказать.
Что он, конечно, польщен, однако не намерен становиться любовником первой леди. И что она должна понять, должна осознать, должна образумиться и так далее и тому подобное.
Но в этом-то и дело: Милена больше не хотела понимать. Не хотела осознавать. Не хотела образумиться.
Хотя и знала, что Грэг прав. И что надо. Но она всю жизнь поступала как надо. Так почему бы раз в жизни не поступить как хочется!
Милена не вернулась в Золотую столовую, так как ей было совершенно наплевать на то, что там произошло: наверное, упившаяся до чертиков Ясна что-то учудила. Или подрались Делберт-младший и Джереми. Или Злата, впав в истерику, забралась на стол и, расшвыривая своими идеальными ножками тарелки, сплясала канкан. Или…
Ей было на это решительно наплевать.
Милена поднялась к себе и, чувствуя усиливающуюся головную боль, не переодеваясь (только сняв с шеи проклятое тяжеленное ожерелье и положив его на каминную доску), прилегла на диван. Она не пыталась понять, не побывал ли Гордион в ее комнате и не оставил ли он новую весточку. На это ей тоже было наплевать не менее решительно.
Она прикрыла глаза, желая расслабиться и, ни о чем не думая, просто лежать — хотя бы четверть часа. А потом (но об этом думать не хотелось, пока не истекли отпущенные ей же самой пятнадцать минут) подняться, привести себя в порядок, снова украсить шею ошейником за миллион баксов и спуститься вниз, к гостям.
Ко всем этим гиенам, шакалам и выдрам, которые собрались в Золотой столовой.
* * *
…Милена проснулась внезапно, как будто ее кто-то толкнул. Раскрыв глаза, она не могла сначала понять, что с ней происходит. И только потом осознала, что она находится у себя в апартаментах, в которых царила полная темнота.
Кто-то настойчиво барабанил в дверь. Интересно, сколько же она в итоге проспала? Явно не четверть часа, которые желала провести, просто лежа с закрытыми глазами и ни о чем не думая.
Неужто пару часов?
Спотыкаясь (левая нога затекла от неудобной позы на диване), Милена подошла к двери и распахнула ее.
Перед ней стоял Грэг.
Милена, чувствуя, что сердце готово выскочить у нее из груди, поняла: сейчас или никогда!
Она шагнула к нему, желая обвить руками его шею и поцеловать, но замерла, так как увидела, что на его лице застыло выражение безграничного ужаса.
— Что-то с Тицианом? — выдохнула Милена, тотчас забывая о том, что только что хотела увлечь Грэга в постель. Ну, или хотя бы на диван в гостиной. Или даже на ковер…
