— Ах, Делберт, я предлагаю тебе себя — себя и Францию! Мы твои!
— Мадам, вынуждена вас огорчить — предложить моему супругу вы можете пока что исключительно свои сомнительные прелести, но никак не вашу страну. Потому как оной не управляете. И вряд ли когда-то будете.
Милена подошла к этой француженке и, поддев ногой бюстгальтер, отшвырнула его в сторону гостьи.
Марианна, злобно взглянув на нее, выпалила:
— Делберт любит меня! Он сам мне это сказал!
Милена сладко улыбнулась, чувствуя, однако, что сердце у нее заныло.
— Неужели? Но, как вы знаете, мадам, мой муж часто самым непредсказуемым образом меняет свое, казалось бы, устоявшееся мнение. Что же касается вас, то он, вероятно, оценил качество вашего секса и пришел к выводу, что продолжение ему не требуется. Кстати, у вас прелестный минималистичный бюст!
Ругаясь, как обитательница бедных парижских кварталов, Марианна схватила бюстгальтер, подскочила и будничным тоном заметила, на этот раз на безупречном английском:
— Ладно, если не хочешь, так и не получишь меня, Делберт! Но уверяю тебя, ты об этом еще пожалеешь!
Милена поняла, что все это представление было не криком души (или даже тела) исстрадавшейся, изнемогавшей от любви женщины, а частью спектакля прожженной политической чаровницы, которая, настропаленная Джереми и Златой, в этот раз просчиталась.
— Уверена, что настанет и ваш звездный час, мадам, — произнесла Милена, — но, вероятно, вам сначала следует самой стать президентом своей страны, чтобы говорить на равных с моим мужем.
Марианна фыркнула, а Грэг Догг подал ей халат с монограммой «Зимнего Белого дома».
— Прошу вас, мистер Догг, проводите нашу французскую гостью в будуар маркизы де Помпадур. И убедитесь, что мадам дю Прэ не простудилась после долгого стояния около спальни президента в полуголом виде. В Сочельник это было бы фатально. Впрочем, ведь вы завтра покинете нас, Марианна?
Та, снова фыркнув, удалилась, не соизволив дать ответ, на который Милена, однако, и не рассчитывала. Выждав несколько секунд, она подошла к двери и потянула ручку — дверь была заперта.
— Делберт, она ушла! Это я. Ты меня впустишь?
Молчание было ей ответом. Милена постучала. Сначала негромко, потом все сильнее и сильнее. Вдруг ее охватило беспокойство — а что, если эта француженка сделала с Делбертом нечто ужасное?
Или его из-за переживаний хватил инфаркт или инсульт и он, обездвиженный и нуждающийся в помощи, лежит на полу своей роскошной президентской спальни?
Милена снова дернула ручку закрытой изнутри двери, а потом повернулась к окружившим ее агентам секретной службы.
— У вас есть ключи?
Агенты переглянулись — ключей ни у кого не было, но они, оказывается, имелись у Грэга Догга. Тот, вызванный по рации, возник через пару минут и, вынув из кармана пластиковую карточку, сказал:
— Это какая-то ошибка. Никаких ключей от спальни президента у меня, конечно же, нет и быть не может. Однако попробуем проникнуть туда старинным способом.
Он засунул карточку в тонкое отверстие между дверью и косяком, несколько мгновений колдовал над ней — и вдруг Милена услышала глухой щелчок. Дверь приоткрылась, и на пол коридора упал янтарный прямоугольник света из апартаментов Делберта.
— А вы бы могли подрабатывать грабителем-виртуозом! — сделала ему комплимент Милена и заметила, как заместитель начальника секретной службы залился краской.
Агенты переминались с ноги на ногу в коридоре.
— Мэм, если хотите, я могу вас сопровождать, — произнес Догг, — но, боюсь, если все в порядке, то президент не одобрит нашего вторжения в его частную жизнь.
Он был прав, только из чувства деликатности выбрал весьма мягкую формулировку. Не одобрит! Да Делберт будет рвать и метать и уволит к чертовой прабабушке половину, если не всю секретную службу, если вдруг вообразит, что те решили шпионить за ним.
Милена попросила всех разойтись, а Грэга Догга остаться.
— Если что, то вы придете мне на помощь! Мне и президенту, я хотела сказать, — проговорила она, и мужчина кивнул.
Милена шагнула в апартаменты мужа, в которых бывала не так-то часто. Она помнила, к какому скандалу привело оглашение СМИ, поддерживавших Старую Ведьму и иже с ней, того факта, что Делберт Грамп и его супруга спят в разных спальнях.
В гостиной беззвучно работал гигантский, во всю стену, плазменный телевизор, Милена увидела ночную информационную программу одного консервативного канала, который обожал смотреть Делберт и непроверенным сведениям которого верил, хотя, будучи президентом, мог получить точнейшие данные по любому интересующему его вопросу.
Милена заметила свет в ванной, заглянула туда и увидела груду смятых, валявшихся на полу полотенец. Но самого Делберта там не было.
Не может быть, что он не слышал дикого бедлама, устроенного этой француженкой. Хотя, может, и слышал, но решил проигнорировать. Однако ведь потом все равно не открыл дверь, хотя должен был понять, что опасность миновала и что теперь в дверь стучится жена.
Но отчего-то не сделал этого…
Тревога нарастала, Милене в голову вдруг пришла мысль о том, что если Делберт, предположим, умер, то вся полнота власти перейдет теперь к новому, 55-му президенту, нынешнему вице-президенту, которого Делберт в свое время взял на эту должность только по той причине, что тот был наиболее неподходящим кандидатом. И, соответственно, наименее опасным для самого Делберта.
А что будет тогда с ней, превратившейся из первой леди в первую вдову?
* * *
Заходя в спальню мужа, в которой горел рассеянный свет ночника, Милена вдруг поняла, что его смерть — это лучшее, что может случиться. Потому что тогда и коварные русские, и Гордион разом оставят ее в покое. Перестав быть женой Делберта и сделавшись его вдовой, она разом потеряет всю ценность как агент.
Потому что нет человека более беспомощного и ненужного, чем бывшая первая леди. Так, во всяком случае, сказала когда-то Жаклин, а уж она-то должна была знать.
Только вот о чем это она думает? Видимо, о смерти мужа-президента. И только для того, чтобы решить собственные застарелые проблемы.
Милена уставилась на кровать, на которой возлежало массивное тело Делберта. Так и есть, он не дышал и был мертв!
Однако в этот момент до нее донесся рык — и Милена поняла, что муж храпит. На широкой, обтянутой пижамой с золотой монограммой на груди покоился его золотой же президентский смартфон.
Милена подошла ближе и увидела, что супруг спит и из ушей у него торчат затычки. Наверняка взбешенный поведением этой француженки, он заперся в своих апартаментах и заткнул уши, чтобы не слышать ее вопли, а затем улегся на кровать, чтобы выдать в «Твиттере» новое сообщение.
