— Ах, мои любимые мальчики! — раздался громоподобный голос Ясны, когда в Золотую столовую один за другим вошли двое высоких, широкоплечих, удивительно друг на друга похожих молодых мужчин. Это были старшие сыновья Делберта от брака с Ясной — Делберт Грамп II, названный в честь отца, и Уинстон Грамп III, получивший имя в честь деда.
«Мальчикам», что одному, что другому, было далеко за тридцать, у каждого из них имелся выводок детей, однако в «Зимний Белый дом» они прибыли одни: отец-президент считал — наверное, не без основания — своих невесток идиотками, терпеть не мог малышни и делал единственное исключение для близнецов Златы.
Делберт-младший и Уинстон приветствовали Милену кивками, однако подойти не соизволили — они были на стороне свой матушки, которая находилась в контрах с мачехой, и не делали секрета из того, что считают Милену неудачной партией.
Взгляд Милены упал на возившуюся со своим смартфоном Эйприл. Нет, девчонка к этому точно не причастна! Хотя бы по причине своего нежного возраста. Однако следовало исподтишка расспросить ее, возможно, она что-то знает или даже полностью в курсе махинаций своей бездарной мамаши.
С бездарной мамашей Эйприл, Шэрон, оба сына Ясны расцеловались, как со второй матерью, хотя Милена была в курсе, что, когда та вышла замуж за их отца, Делберт-младший, тогда подросток, грозился убить мачеху, а Уинстон обещал ему в этом помочь.
А вот с единокровной сестрой у обоих молодых мужчин сложились гораздо более теплые и доверительные отношения, чем с сестрой родной. Милена не без удовольствия отметила, что оба сынка Ясны не одарили поцелуями не только ее саму, но и свою родную сестренку, Злату. И тот и другой явно считали, что она слишком зазналась и вместе со своим правильным муженьком оказывает влияние на папу-президента, в то время как оба молодца вынуждены заниматься бизнесом и к большой политике, да и малой, наверное, тоже, принципиально не допускаются.
А что, если кто-то из двух братьев? Только вот кто — Делберт-младший или Уинстон? Или, кто знает, может, они оба?
Представить, что одного увальня, что другого в роли шпиона, работавшего на коварных русских, Милена упорно не могла, однако понимала, что настоящий Гордион наверняка меньше всего похож на московского резидента. А так как именно оба братца меньше всего походили на оного, то, следовательно, шансы на то, что они таковыми являлись, были высоки.
Милена вздохнула. Как же все это сложно!
* * *
В Золотую столовую вкатился пресс-секретарь Стивен Маккиннон, которому было дозволено отужинать с президентской семьей, а вслед за ним, вихляя бедрами, вплыла Лоретта Роуз-Иден.
Их Милена тотчас отмела, однако потом поняла, что зря. Ведь предостаточно было известно фактов, когда шпионами оказывались высокопоставленные работники администрации. Так почему же им не мог быть Стивен или, скажем, Лоретта?
Тогда уж Лоретта, потому что она была безгранично цинична, жадна до денег и жестока. Найти в ее многочисленных шкафах скелет и ее завербовать коварным русским явно ничего не стоило.
А вот Стивен на роль шпиона, тем более координатора целой сети, которым, без сомнения, являлся Гордион, явно не годился. Ведь Стивен, и в этом Милена имела возможность убедиться множество раз, был туп как пробка. Именно поэтому Делберт и взял его на должность пресс-секретаря Белого дома. Умные личности на этом посту мужу не требовались.
Однако что если Стивен всего лишь играет роль своей жизни? И, прекрасно зная, что президент не выносит людей, в интеллектуальном плане его превосходящих, разыгрывает из себя дурачка?
Уфф, похоже сбрасывать со счетов нельзя решительно никого!
— О, как я рад, месье президент, что удостоился такой великой чести… — донесся до Милены пронзительный голос стилиста мужа, Луи-Огюста. Милена ощутила, что давно прошедшая головная боль вдруг снова ржавым гвоздем воткнулась в череп.
В Золотую столовую тяжелой медленной поступью вошел Делберт. Как обычно, в черном костюме. Как водится, с красным галстуком — муж вообще любил все красное, считая, что это цвет победителей.
А ведь он всегда был победителем.
Все мгновенно смолкли, даже вившийся около него гибкий стилист замолчал, хлопая длинными, как отметила Милена, явно накладными ресницами.
Раздались аплодисменты — это пресс-секретарь Стивен Маккинон ожесточенно захлопал в ладоши, приветствуя своего шефа. Постепенно к нему присоединились и все прочие присутствующие. Милена, смыкая и размыкая ладони, обвела тех, кто находился в Золотой столовой, взглядом.
Неужели один из них — Гордион, или она навыдумывала бог знает что?
Супруг купался в аплодисментах, а на его массивном лице играла счастливая улыбка. Милена давно поняла, что Делберт, несмотря на тот факт, что ему было за семьдесят, в эмоциональном плане находился на уровне восьмилетнего ребенка, причем ребенка капризного и плохо воспитанного.
И желающего получить только одно — всеобщее одобрение, более того, восхищение и безграничную любовь.
Делберт царственным жестом поднял вверх руку, и аплодисменты немедленно стихли.
— Эти идиоты в сенате только что проголосовали «за»! — важно произнес он, и Милена попыталась припомнить, о каком же законопроекте администрации мужа шла речь. То ли о строительстве стены на границе с Мексикой, то ли о радикальном снижении налогов. В любом случае после ряда поражений последних месяцев это был крупный успех супруга-президента — впрочем, успех единственный и явно сопряженный с рядом компромиссов, так как в Сенате после промежуточных выборов большинство принадлежало теперь демократам.
Делберт произнес короткую прочувственную речь, смысл которой, как обычно, сводился к тому, что он — самый успешный и прозорливый президент за все существование Соединенных Штатов.
Милена заметила медленно вошедшего в Золотую столовую сына. Отец-президент, на мгновение смолкнув, грозно посмотрел на младшего отпрыска, однако ничего не сказал — Делберт ужасно не любил, когда после него кто-то заходил в помещение.
Муж продолжил прерванную речь, а Тициан, улыбнувшись Эйприл, с которой он нашел общий язык, со всего размаху плюхнулся на диван подле нее и уставился в ее смартфон. Молодые люди, хихикая, стали переговариваться, а Делберт, на глазах багровея, вдруг заорал:
— Эй, вы, два бездельника! Когда говорит ваш президент, вы должны молчать!
Эйприл ойкнула, так как боялась вспышек гнева Делберта, которого не так уж хорошо знала, так как почти с самого рождения жила с матерью. Тициан же, не поднимая глаз на родителя (потому что тот превращался в бешеного быка, если кто-то пялился на него в тот момент, когда у Делберта было плохое настроение), демонстративно натянул наушники и включил музыку на своем смартфоне.
Делберт, которого в любой момент мог хватить апоплексический удар, подскочил к Тициану, сорвал у него с головы наушники и провизжал:
