— Залог, — иронично подсказал Альк.
— Точно! За те деньги, что Сурок мне должен!
— Ну хочешь, я хозяевам шапку в залог оставлю?
— Да сколько она стоит, твоя шапка!
— Э-э-э, не скажи! Мне ее сам Щучье Рыло подарил, наставник мой. — Парень стащил с головы изрядно пропыленный бархатный блин, покрутил на кулаке, любовно поправил пряжку.
— Это тебе она дорога, а обокраденные люди пожмут плечами и выкинут ее в мусор!
— Что ж, — не огорчился вор, — тогда мы сможем с чистой совестью оставить коров у себя.
— Нет, — решительно сказала девушка, — никаких краж!
— А пешком я идти не хочу!
— Давай поменяемся! — Рыска, не дожидаясь, когда Милка остановится, сползла по ее боку.
— Покупать жалко, воровать стыдно. Значит, остается ждать, пока корова сама с неба не свалится, — подытожил Альк, невинно глядя на подбирающиеся с севера тучи. Похоже, стравливать друзей доставляло крысу изощренное удовольствие.
— Нет! Купим, просто…
Милка тряхнула ушами, вытянула шею и громко замычала. Жар поморщился, не расслышав последних слов подруги, и хотел попросить ее повторить, но сбоку раздалось ответное мычание и из придорожных кустов гуськом выбрались две коровы — одна черная с белыми пятнами, другая белая с черными. Обе оседланные, с уздечками, но без всякой поклажи. Только на шеях какие-то дощечки болтаются, вроде написано на них чего-то.
Друзья насторожились, ожидая, что за животными покажутся их владельцы, но кусты сомкнулись, и не слышно было, чтоб сквозь них кто-нибудь продирался. Одна корова принялась ощипывать малинник, другая подошла к Милке обнюхаться. Кажется, их никто не гнал, сами гуляли и успели соскучиться по людям.
— Опа! — потер руки вор. — На ловца и зверь бежит!
— Так ведь они тоже чьи-нибудь! Наверное, отвязались или… — Рыска прочитала накорябанные углем буквы, осеклась и повторила вслух:
— «Бе-ри-те кто хо-ти-те».
— Не понял, — растерянно сказал Жар, отдергивая руку от соблазнительно побрякивающей уздечки. — Что за шуточки?!
— Хотели? Ну так берите. — Крыс казался ничуть не удивленным. Вот только морда стала еще пакостней.
— А нам за них бока не намнут?
— Наоборот — спасибо скажут.
— Почему?!
— Какая разница?
— Ты что-то знаешь, — настаивала Рыска, — расскажи и нам!
— Я ручаюсь, что никто их искать не будет, — раздраженно повторил Альк. — Тебе этого недостаточно?
— Может, они больные? — продолжал сомневаться Жар. — Вот хозяин их и выгнал из стада.
— С уздечками и седлами? Бери, говорю, пока Саший дает!
— Да вроде здоровые. — За годы жизни на хуторе девушка успела насмотреться на коровьи болячки. Эти же животные выглядели прекрасно, упитанные и чистые. Разве что не очень молодые, но два-три годика еще проскрипят. Однако с дарами Сашия — а почему, кстати, Альк не Богиню помянул? — надо быть крайне осторожным!
Громыхнуло. Тучи уже висели над самыми головами, предгрозовое затишье сменилось шквальным ветром, завивающим дорожную пыль на шпильки вихрей.
— Ладно, — решилась Рыска, — давай подъедем на них до вески. Но там непременно расспросим, чьи они!
* * *
Ливень накрыл их в чистом поле, коварно дождавшись, когда путешественники подальше отъедут от опушки. Только-только показавшиеся на горизонте домики скрылись за серой шумной стеной. Знаменитая шапка Жара обвисла ему на уши, как выползшее из квашни тесто. Рыска спряталась под распяленной на руках накидкой и все равно вымокла до нитки в первую же щепку. Но так хотя бы капли по голове не долбили.
Непогода зарядила надолго. Друзья доехали-доплыли до ворот только через полторы лучины, а тучам все конца-краю не было. Приятный запах мокрой земли и травы сменился простой сыростью, щекочущей в носу, гром рычал то ближе, то дальше.
Открывать гостям не спешили, хоть Жар и орал, и долбил кулаком. Рыска, нахохлившись, сидела на корове. Под порывами ветра казалось, что одежда на спине обледеневает. Живот грели деньги и Альк, тоже сырой и недовольно почихивающий.
— Это город, да?
— Поселок. Иначе бы над воротами герб приколотили.
— Он у каждого города есть?
— У каждого наместника, который им управляет.
— Перелезу через забор и открою, — решил обозленный парень, снова забираясь на черно-белую и подгоняя ее вплотную к воротам.
— Ой, не надо! — струсила Рыска. — Вдруг ругаться будут?
— Кто? Они небось до конца дождя из-под крыш носа не покажут. — Жар, придерживаясь за бревна, встал на седло и подпрыгнул. Хуторской батрак сделал бы это с оханьем и матерком, пошатнув весь забор, но бывалый вор взлетел на воротину ловко и беззвучно, как тень.
Почти в тот же миг створка приоткрылась, пихнув корову в бок, и в щели показался лысый толстячок, держащий над головой маленькое перевернутое корытце.
— О, — обрадовался он, увидев Рыску, — я ж говорил — стучит кто-то! А жена: гром, гром…
Плюхнуло. Толстяк недоуменно заглянул за край двери и обнаружил сидящего в луже Жара, со стоном потирающего левую ногу.
— Поскользнулся, — хмуро пояснил парень. — От кого заперлись-то?
— Да эти ворота вообще редко открывают, народ больше с запада на восток и обратно проезжает. Хорошо еще, что я услышал, а то пришлось бы вам вдоль забора идти.
— Но дорога-то вроде нахоженная, — заметил Жар и, прихрамывая, пошел ловить корову.
— Так ходят, ходят, только больше по осени, когда дровами запасаются. Там же жилья никакого, одни леса да песчаники с шошами. — Толстяк посторонился, пропуская гостей в поселок. — Впрочем, это вы и сами знаете, раз оттуда приехали.
— Уже знаем, — с горечью подтвердил вор. — Слышь, друг, а где тут у вас перекусить можно, ну и дождь переждать?
— А прямо у меня и можете. — Толстяк махнул рукой на ближайшую избу с вывеской-рыбкой над дверью. — Лучшая кормильня в Песиках!
— Единственная, что ли?
Кормилец растерянно заморгал, пытаясь понять, откуда доносится голос. Не у этой же застенчивой девушки из живота!
— Нет, — неуверенно ответил он. — Еще одна есть, у западных ворот. Но там вам обед в два раза дороже обойдется и по залу прям средь бела дня крысы бегают.
— А у тебя, судя по ценам, их в кулебяках подают?
Рыска, спохватившись, мысленно велела Альку заткнуться, пока кормилец не решил, что такие странные и наглые гости ему не нужны.
— Нам бы вначале переодеться и обсушиться, — повысил голос Жар, чтобы его не спутали с хвостатым поганцем.
