Рыска сидела на лежаке ни жива ни мертва.
— А они нас не слышат?
— Если не орать — то нет. Главное, не двигайтесь.
Девушка теперь понимала, что чувствовала несчастная корова. Сердце колотится, как бешеное, побуждая ноги сорваться в бег, и рассудок еле-еле их сдерживает. Милка оказалась поумнее, или ее просто столбняк хватил — стояла как вкопанная, вытаращив глаза и раздувая ноздри.
Альк осторожно спустился по веточкам лежака, припал ухом к земле.
— Ну как? — шепотом спросил Жар.
— Сам послушай.
— Не-е, — тряхнул головой вор. — А вдруг он как раз в этот момент…
Вьюки подлетели вверх, словно выплюнутые из трубки горошины. Людей осыпало песком и комочками глины, и сквозь этот колючий дождь проступило нечто огромное, лохматое, клыкастое.
Рыска завизжала: чего уж теперь крепиться! Шош наполовину высунулся из норы, лег на грудь, дав в подробностях рассмотреть мощное, крепко сбитое тело с короткими когтистыми лапами, напоминающее кротовье. Только шерсть длиннее и пасть больше похожа на волчью, оскалена до десен.
Но Рыске с Жаром хватило одного взгляда. Скатившись с лежака, они бросились наутек, даже не помышляя о сопротивлении. К тому же меч парень выронил почти сразу.
Хищник нырнул обратно под землю, пошел за беглецами под ней.
— Петляйте, придурки!
Рыска рванулась вправо, Жар — влево, а слегка опешивший шош снова пробил землю, надеясь ухватить хоть кого-нибудь, но поговорка «за двумя зайцами погонишься» не на пустом месте родилась.
— Спасите! — пискнула девушка, моргая запорошенными песком глазами. Драпать поодиночке оказалось еще страшнее, и друзья снова сбежались, схватились за руки. Рыска споткнулась, задержав обоих, и зверь, успевший их опередить, снова промахнулся с броском.
— Прячьтесь за корову. — Альк был по-прежнему холодно расчетлив. — Может, она его отвлечет.
Милке идея принять удар на себя совсем не понравилась. Она заскакала вокруг сосны как бешеная, не подпуская людей близко.
— Сам отвлекай! — заорал Жар, чуть не получив копытом в лоб. — А не всякую дурь советуй!
Тут Рыска была с ним полностью согласна. Крысе от шошевых зубов увернуться куда проще, хоть бы за нос его цапнул!
— Дуракам какой совет ни дай…
Альк неожиданно замолчал, а Рыска с Жаром споткнулись уже одновременно и бок о бок растянулись на редкой траве. Земля под ними гудела: шош, описав широкий круг и не прельстившись свирепой коровой, возвращался.
Друзья закопошились, как упавшие в борозду жуки, чувствуя себя ужасно медлительными и неуклюжими. Кое-как поднялись на четвереньки — да так и замерли.
В нескольких шагах, спиной к ним, стоял человек, высокий худой мужчина, полностью обнаженный. Он поднял руку, медленно растопырил пальцы, словно впервые их увидел, — а в следующий миг уже катился по траве. Сам ли кувырком пустился, или шош под ноги толкнул, непонятно, — но встал мужчина уже с мечом. Не глядя перебросил из руки в руку, оценивая вес и баланс, оставил в левой и замер. Только ветерок слегка шевелил длинные прямые волосы, как болотные камыши.
— Альк?! — недоверчиво прошептала Рыска.
Мужчина не шелохнулся, сосредоточенно глядя на землю перед собой. На плечах едва заметно играли выступающие мышцы. Полщепки напускного равнодушия, молниеносный замах, такой же удар — и клинок воткнулся в песок почти до рукояти.
Земля отозвалась утробным воем и песчаным смерчем, скрывшим человека с головой. Рыске померещился крик, но песок осыпался, а мужчина стоял на том же месте, сгорбившись над мечом и снова как будто окаменев. По поляне далеко разносилось его тяжелое дыхание. Под ногами еще ворчало, всхлипывало, затухающе ворочалось, пошатывая ближайшие деревца. Но бояться было уже нечего.
Мужчина медленно повернул голову, упавшая на лицо прядь пересекла его, как шрам. Застарелый, белесый. Блеснули желтью прищуренные глаза.
— Ты… — Девушка попятилась.
… Первой начала меняться тень: съежилась, будто комок пуха, залетевший в свечное пламя. Мужчина еще успел перевести на нее взгляд — и Рыска даже не смогла поймать момент, когда человека не стало.
На крестовине меча, судорожно цепляясь за скользкий металл и балансируя хвостом, сидела всклокоченная ощеренная крыса с горящими глазами.
— Почему, — девушка хватанула воздуха, поперхнулась, — почему ты не сказал мне, что ты саврянин?!
— Уах-ха-ха-ха-ха!
Альк потерял-таки равновесие и шмякнулся в траву под мечом.
— Это все, что тебя сейчас волнует?!
— Ты должен был мне сказать! — Рыску передернуло от омерзения: крысиный «голос» снова поменялся, оброс гортанным саврянским карканьем.
— А что бы это изменило?
— Я ненавижу саврян!
— Ты и крыс ненавидишь. И путников. И мужчин. Так какая разница, за что ты на меня ополчишься?
Крыс заскакал в высокой траве, как набитый ветками пружинника мячик, с прицелом привычно вскарабкаться по Рыскиной ноге. Но девушка в панике шарахнулась, спряталась за Жара.
— Неправда! К некоторым мужчинам я очень даже хорошо отношусь, просто ты к ним не относишься!
— И сама, кстати, наполовину саврянка.
— Потому что подобная тебе тварь надругалась над моей матерью!
— Хочешь сказать, доставила лучинку удовольствия?
— Убирайся от меня, подонок! — завизжала Рыска, зажимая уши ладонями. — Видеть тебя не хочу! И слышать тоже! Никуда я тебя не повезу, лгун паршивый! Проваливай в свою Саврию, пусть тебя там и расколдовывают!
— Остынь, девка. — Альк тем не менее остановился. — Я тебя спас, между прочим.
— Не больно-то и хотелось! — запальчиво выкрикнула девушка.
— Ну так побегай еще по соснячку, поверещи, как хрюшка на скотобойне. Небось живо со своими хотениями определишься. — Крыс развернулся, вильнул хвостом и исчез в траве.
* * *
Когда звезды начали гаснуть, а небо сереть, Жар снова задремал. Друзья рассудили, что лучше остаться здесь, чем брести по лесу, рискуя нарваться на еще одного шоша. Но так всю ночь и просидели на лежаке, прижавшись друг к другу и вздрагивая от каждого шороха.
Тьма отступала, выплевывая сосенку за сосенкой, но измученная Рыска продолжала упрямо нести караул, хотя ее уже подташнивало от недосыпа. Поляна напоминала огород, где долго и упорно искали клад: все в ямах и засыпано свежей землей, из которой торчат корешки травы и сосен. Один вьюк лежал на прежнем месте, второй отлетел шагов на двадцать. Из неплотно завязанной торбы торчала крысиная задница. Судя по азартно вздрагивающему хвосту, тряпица с хлебом лежала сверху.
